Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира

К несчастью, речь на вручении премии «Карнеги», где прозвучали неправильно понятые слова о том, что фэнтези – это больше, чем «чародеи, размахивающие волшебными палочками», стала сигналом для средств массовой информации, обожавших сенсации, для развязывания войны чародеев. Теперь Роулинг постоянно присутствовала в прессе Пратчетта. Он больше не был «британским автором номер один во всех списках бестселлеров» и стал человеком, который «раньше находился на первых строчках этих списков». Его постоянно просили высказать мнение о книгах Роулинг, и он научился тщательно подбирать слова, неизменно отзывался о ее работах с уважением и всякий раз повторял, что читал только первую книгу о Поттере, но считает Роулинг и себя вполне компетентными авторами, которым повезло оказаться на плечах гигантов. Периодические попытки заставить его согласиться, что на Роулинг повлиял Плоский мир, он всегда умело отбрасывал. В конечном счете они оба работали в жанре фэнтези. Никто из них не придумывал школу волшебников, и оба черпали идеи из общих источников – столетиях литературы о магии, мифических существах и диковинных мирах. Лишь однажды Пратчетт позволил вовлечь себя в подобное обсуждение на публике. В июле 2005 года в журнале Time появилась статья о Роулинг. Там она сказала, что не является поклонником фэнтези, сначала не понимала, что пишет, и считала свою работу ниспровержением прежних избитых сюжетных ходов. Time воспользовался ее словами для напыщенных дезориентирующих тирад – заявив, что до Роулинг фэнтези было «идеализированным, романтизированным, псевдофеодальным миром, где рыцари и дамы обожали английские народные танцы под музыку “Зеленые рукава”»[233].

Пратчетт написал письмо в The Sunday Times – этакий ответ на комментарии Роулинг, – обратив особое внимание на высокомерный и пренебрежительный тон статьи, спрашивая, какая необходимость заставила ее автора принижать одних писателей, чтобы повысить значимость другого. Пратчетт совершенно справедливо указал, что «ниспровержение», которое Time относил к словам Роулинг, всегда было в сердце лучшего фэнтези. Письмо главным образом фокусировалось на статье The Times, а не самой Роулинг, однако в нем имелся один несомненный выпад в сторону автора «Гарри Поттера» – неужели, когда она писала книгу о волшебниках, драконах и гоблинах, Роулинг действительно не понимала, что пишет фэнтези?

Письмо сразу стало сенсацией, вызвав отклик по всему миру. На веб-сайте BBC заявили, что «Пратчетт атакует Роулинг»: именно такого заголовка Терри пытался избежать в течение последних пяти лет[234]. Реакция самых активных фанатов Роулинг напоминала растревоженное осиное гнездо.

«Меня просто тошнит. В день ее рождения написать такое![235] – восклицал один фанат на форуме Snitchseeker. – Я больше не стану покупать его книги. Никогда».

На Пратчетта обрушилась ненависть фанатов Роулинг, он даже получал смертельные угрозы, главным образом от юных американских фанатов Поттера, которые знать не знали, кто такой этот Пратчетт. На следующий день он написал на alt.fan.pratchett, где попытался уточнить свою позицию и подчеркнул, что все его претензии относились к журналисту Time, а не к Роулинг или ее работе.

Роулинг же неизменно предпочитала держаться подальше от прессы, ее позицию разделял и Пратчетт, но журналисты постоянно поднимали эту тему. Пратчетт, увы, не имел возможности постоянно отказываться от интервью, если хотел продвигать свою работу. Он старался вести себя сдержанно и часто повторял: «мои адвокаты советуют мне ничего не комментировать» или «я должен соблюдать осторожность, отвечая на ваши вопросы» всякий раз, когда возникали подобные темы. Тем не менее не было никаких оснований считать, что Пратчетт плохо относился к Роулинг или завидовал ее успеху. Они встречались по меньшей мере один раз – во время церемонии награждения. Роулинг жаловалась, что она едва ли когда-нибудь получит серьезную литературную премию и, по словам писателя Чарльза Стросса, он слышал, как Пратчетт ответил: «Джо, я тоже: нам остается лишь плакать, засыпая на матрасах, набитых двадцатифунтовыми банкнотами».