Вопрос о смерти был неизменно связан с разговорами о болезни Альцгеймера, как в буквальном смысле, так и в форме «живой смерти», ждавшей своего часа, пока болезнь набирала силу. Терри знал, как и все страдавшие от деменции люди, что прогресс заболевания неизбежен и рано или поздно его мозг лишится необходимых связей. Хотя его сердце будет продолжать биться, пройдет некоторое время, и наступит момент, когда он перестанет быть Терри Пратчеттом, больше не будет писать, шутить, язвить. По мере усиления симптомов ЗКА он может потерять зрение или утратить способность понимать то, что видит. Для Терри эта мысль была невыносима. Он лишится своей привычной жизни, и если у него будет выбор – а он твердо решил получить на него право, – Пратчетт хотел мирно закончить свои дни на земле до того, как болезнь зайдет слишком далеко. Он также знал, что с точки зрения закона сам не сможет принять такое решение. Все в большей степени любой разговор о деменции переходил к обсуждению проблем эвтаназии или помощи в самоубийстве, или, как предпочитал говорить Терри, «помощи в смерти», и насколько этично, морально и законно дать человеку право принять соответствующее решение, когда придет время.
Терри стал страстным участником кампании за право умереть. Он считал вершиной жестокости заставлять человека продолжать влачить жалкое существование, когда жизнь для него становится невыносимой, и полнейшим безумием наказывать тех, кто помогает людям, которых они любят, положить конец их страданиям на земле. Помощь в смерти быстро стала неминуемой частью любого интервью Терри Пратчетта, так же как болезнь Альцгеймера и «история с черепахой». Первый аспект занимал все больше места в 2009 году, когда сэр Терри присоединился к кампании Британской гуманистической ассоциации (теперь Гуманисты СК) перед обсуждением проблемы в палате лордов, чтобы пролить свет на права людей, отправившихся за границу, чтобы легально умереть.
Этот вопрос возник благодаря истории Дебби Перди, страдавшей от прогрессировавшего рассеянного склероза, которая боялась, что ее мужа привлекут к уголовной ответственности, если он поможет ей добраться до страны, где эвтаназия разрешена. В конце первой декады 2000-х годов возникло еще несколько громких дел, вызвавших споры вокруг помощи в смерти. Самым знаменитым стал случай Тони Никлинсона, британца, у которого развился синдром изоляции после того, как он перенес инсульт. Никлинсон хотел, чтобы ему помогли умереть, но Высший суд не пошел ему навстречу, и он умер от голода, отказавшись принимать пищу в 2012 году. Пратчетт хранил фотографию Никлинсона в своем кабинете как напоминание о том, что следует продолжать борьбу. В августе 2009 года Терри написал статью для Mail On Sunday, озаглавленную «Отправьте меня на небо, когда придет конец»[251]
. Пратчетт рассказывал о своей работе журналистом, об ужасах смерти, которые ему довелось наблюдать, и пожилой медсестре, которую встретил в шестидесятых годах: она говорила о том, как «указать путь» или «отправить на небеса», когда боль пациента становится невыносимой. Эта концепция принесет плоды в его следующем романе, истории Тиффани Болен «Платье цвета полуночи». В статье Терри впервые упомянул собственную смерть, он знал, что даже при самых благоприятных условиях она произойдет в конце ближайшего десятилетия. Он сказал, что хотел бы иметь возможность умереть у себя дома, сидя в удобном кресле, в саду, с бокалом виски в руках, под музыку композитора шестнадцатого века Томаса Таллиса, записанную на его айпод: хоралВ начале 2010 года Пратчетт стал первым романистом, приглашенным на престижную «Лекцию Ричарда Димблби», которую транслировали по BBC 1 на аудиторию в пять миллионов. Впервые подобные лекции начали читать в 1972 году в память тележурналиста Ричарда Димблби, ставшего ведущим новостного канала BBC. Каждый год семья Димблби выбирала влиятельного общественного деятеля, чтобы он прочитал сорокапятиминутную лекцию на выбранную им тему. В прошлом почетными гостями были герцог Эдинбургский, принц Уэльский, бывший архиепископ Кентерберийский, Роуэн Уильямс и знаменитый изобретатель Джеймс Дайсон. От Пратчетта ожидали, что он будет говорить о деменции. Вместо этого он написал трогательную и одновременно гневную речь с просьбой проявить сострадание к тем, кто нуждается в помощи в смерти.