Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира

Ваймс, как Матушка и Ринсвинд, это персонаж, который вырос из потребности Пратчетта перенести свою личность на страницы книги. Ваймс – проявление пылающего гнева автора, он питается глубоким ощущением несправедливости, которое Пратчетту до настоящего момента удавалось держать под крышкой. Персонаж полон недостатков. Он пьяница, бездарно проводящий свою жизнь, и, несмотря на острый ум, у него выработалась привычка говорить правду властям предержащим, что не позволяет ему подняться выше самой нежелательной должности – капитана ночной стражи. Ваймс растет, развивается, и, если такое возможно, его еще больше переполняет ярость, и со временем постепенно становится самым любимым персонажем Пратчетта, к которому он возвращается чаще, чем ко всем остальным. В романе «Стража! Стража!» его гнев еще недостаточно заточен, но даже в таком виде Ваймс с самого начала представляет собой грозное создание, и по мере того как история движется вперед, читатель начинает понимать, кто центральный персонаж книги.

В романе «Стража! Стража!» убогий, запущенный город Анк-Морпорк, как и Ланкр, становится персонажем повествования. Отвратительная грязь средневековых улиц и соломенных крыш, которую Пратчетт описал в «Цвете волшебства», заменила привычные фэнтезийные города. Но в «Стража! Стража!» он постепенно становится похож на настоящее поселение, вышедшее из Средних веков и напоминающее Лондон эпохи Возрождения или Бухарест, объединенный с Нью-Йорком девятнадцатого века, где царит беззаконие. Анк-Морпорк обладает внутренней логикой гильдий, храмов, волшебников и группировок, делающих его похожим на настоящий живой город и превосходный фон для сюжета, частично представляющего собой пародию на охоту на дракона и крутой криминальный триллер.

Кроме того, книга представляет нам еще пару величайших комических персонажей Пратчетта – дуэт сержанта Колона и капрала «Шнобби» Шноббса, двух ленивых, простых стражников, которые частенько прячутся от ветра, чтобы покурить и обсудить последние слухи. Очевидно, это дань уважения фильму Акиры Куросавы 1958 года «Три негодяя в скрытой крепости», где внимание концентрируется на двух неуклюжих идиотах, в то время как вокруг них разворачиваются эпические события[163]. Шнобби и Колон ведут себя как греческий хор, хотя никогда не обращаются непосредственно к аудитории. Они просто люди на улице или в пивной и являются источником лучших шуток в книге.

Наконец, «Стража! Стража!» добавляет третью запатентованную Пратчеттом технику к «лимонному шербету» и «сигаретам» – «фиггины». Этим словом Терри обозначал шутку, которая появляется несколько раз в книге, и на ее базе в «Стража! Стража!» персонаж угрожает кому-то тем, что поджарит его фиггины. Позднее мы узнаем, что фиггин – это такой пирожок. Фраза появляется несколько раз, чтобы с самыми разными целями напугать людей. Техника «фиггинов» использована почти во всех романах Плоского мира.

Плоский мир существовал уже семь лет – насчитывал столько же книг – и превратил Пратчетта в одного из самых популярных писателей. Для многих литературных франшиз семь – это серьезное число, но Пратчетт только начинал. В свет выйдет еще тридцать четыре романа в цикле «Плоский мир». Пратчетту потребовалось семь книг, чтобы развить серию в нечто большее, чем фэнтезийная пародия, и куда более интересное. Каждый из первых романов, за исключением, быть может, «Посоха и шляпы», добавляет новый кирпичик к сооружению, еще один цвет в палитру, по мере того как Плоский мир становится зеркалом нашего. Пратчетту еще предстояло вырасти как писателю, и пройдет некоторое время, прежде чем он завоюет молодежную аудиторию, и в первую очередь женщин, но версия Плоского мира, которую мы находим в «Стража! Стража!», стала шаблоном для следующего десятилетия серии. Все встало на свои места, позволяя Пратчетту навещать Ринсвинда, Ведьм, Смерть и Городскую стражу в следующих романах, где периодически появлялись новые персонажи. Далеко за улицами Анк-Морпорка и Ланкра продолжает плыть черепаха, но для персонажей и поклонников это становится все менее и менее существенным. Плоский мир перестал быть платформой для пародии; он превратился в место, где все работает.