Однако она знала, что это не физическая близость на ложе из сухих трав привела в смятение все ее чувства. Ее тело оправилось от потрясения первого сексуального опыта, но интуиция подсказывала, что энергия, которую они с Калебом позволили себе высвободить, останется и свяжет их. Чувствует ли он ту же странную связь, возникшую между ними?
Шют остановил карету перед небольшим домом. Только в нем из всех домов в переулке горел свет, да и то в одном окне. Во всех других домах люди давно спали. А часа через два, в то самое время, когда праздная публика будет разъезжаться с балов и из клубов, обитатели этого района начнут вставать. Они съедят свой немудреный завтрак и разойдутся по лавкам, фабрикам и богатым домам, где их ждет нелегкая работа.
Шют открыл дверцу.
— Я буду ждать вас, как всегда, мисс Бромли.
— Спасибо, — улыбнулась Люсинда. — Похоже, что ни у тебя, ни у меня не будет возможности поспать сегодня ночью.
— Так ведь не впервой.
Дверь домика распахнулась, и на пороге появилась Эллис Росс в чепце и застиранном халате.
— Слава Богу, это вы, мисс Бромли. Простите, что вам пришлось приехать в такой час, но я еще никогда не была так напугана.
— Не беспокойтесь о времени, миссис Росс. Я сожалею, что приехала так поздно. Меня не было дома, когда вы за мной послали.
— Да, мэм, я понимаю. — Эллис с восхищением посмотрела на голубое платье Люсинды. — Вы выглядите прелестно, мэм.
— Спасибо.
Она прошла мимо Эллис и направилась к камину, возле которого в детской кроватке лежал маленький мальчик.
— Здравствуй, Гарри. Как ты себя чувствуешь? Лицо малыша горело от жара, но он ответил:
— Мне лучше, мисс Бромли.
Голос мальчика был хриплым, дыхание прерывистым.
— Ты скоро поправишься, — пообещала Люсинда и, открыв свою сумку, достала из нее пакетик. — Миссис Росс, вскипятите немного воды. Мы дадим Гарри лекарство, и ему будет легче дышать.
Малыш покосился на Люсинду:
— Вы такая хорошенькая, мисс Бромли.
— Спасибо, Гарри.
— А что случилось с вашими волосами?
Калеб снял с себя сюртук, жилет и галстук и останов вился перед большой двуспальной кроватью. Он уже много месяцев не чувствовал себя таким веселым и расслабленным, как сегодня. Он решил воспользоваться эти редким ощущением и сразу же лечь в постель. Он хотел спать и очень нуждался во сне, тем более что последствия физического напряжения и сопровождавшего его незнакомого психологического подъема уже постепенно отпускали.
Но что-то мешало. В душу закрадывалось другое ощущение — чего-то безотлагательного, — владевшее Калебом все эти дни. Ощущение было слабым и отличалось от его обычных ночных приступов меланхолии, но он знал, что если и ляжет в постель, то не уснет.
Калеб решил пойти в библиотеку. Там он зажег одну из ламп и направился к склепу. Открыв его, Калеб достал дневник Эразма Джонса и записную книжку.
Он сел перед незажженным камином, снял запонки из оправленных в золото ониксов и закатал рукава. Калеб прочитал эти две книжки от начала и до конца уже не раз. Небольшими закладками были отмечены страницы, которые могли оказаться важными.
Когда он читал их в первый раз, им овладело ощущение предчувствия, какое всегда появлялось, если перед ним стояла сложная загадка. Должна быть какая-то схема, говорил он себе. Схема есть всегда.
У него ушел месяц на то, чтобы расшифровать сложный код, который его прадед придумал для дневника. Почти столько же времени Калеб потратил, чтобы понять шифр, который использовал Сильвестр в своей записной книжке. Он отличался от всех других, которые старик алхимик использовал в своих дневниках.
Однако ничего потрясающе нового Калеб не нашел. В дневнике Эразма он нашел описание постепенного погружения сначала в эксцентричность, потом в одержимость и, наконец, в безумие. А записи Сильвестра в записной книжке и вовсе казались невразумительными — какие-то загадки внутри загадок, бесконечные лабиринты, из которых не было выхода. До самого последнего дня своей жизни Эразм пребывал в убеждении, что в них кроется секрет излечения от безумия.
Калеб открыл наугад страницу и прочел ее про себя:
Типичный бред алхимика, подумал Калеб, но он все же не мог подавить ощущения, что где-то ошибается. Что было в этой проклятой книжке, что так привлекало Эразма?
Беспокойство все росло, пока не превратилось в навязчивую идею. Калеб уже не мог сосредоточиться, закрыл книжку и встал.
Постояв с минуту, он попытался сконцентрировать мысли на деле Халси. Когда и это не помогло собраться, Калеб направился к столику, где стоял графин с бренди, к которому он в последнее время прибегал довольно часто.