Магия убийства

А Ника была далека от поучительного примера. Валдис разговаривал с ней как с товарищем, но этого же мало. Ей так хотелось стать настоящей женщиной, от поступи которой все замирают. И чтобы, когда она произносила «следователь прокуратуры», видеть уважение на лицах людей. Пока же получается обратный эффект. Первая реакция людей — недоверчивая усмешка, потом удивление, будто она кузнечик, представляющийся слоном, а потом и вовсе снисхождение, но это в лучшем случае. Хочется, чтобы зампрокурора не делал кислую гримасу при виде ее. Еще хочется любви, любить самой и знать, что ее любят, чтобы земля вертелась и жизнь горела, чтобы все было по-настоящему…

— У меня никогда так не получится, — возразила она вслух своим мечтам.

— Получится, — убежденно сказал Валдис. — Это просто, надо лишь сконцентрировать внимание на короткий миг и запустить память.

— Конечно, надо, — вздохнула Ника, но ее «надо» подразумевало изменения, которые она должна была сделать в себе, чтобы стать идеалом.

Появился Платон, направил на Нику и Валдиса прицельный глаз, подошел, закурил. Валдис поднялся с корточек, спросил:

— Ну что там?

— Похоже на самоубийство.

— Семен Семенович сказал? — уточнил Валдис.

— Он тоже. Стреляла в висок и в упор. Сократ Викентьевич обнаружил отпечатки пальцев на пистолете, предположительно эти отпечатки принадлежат Роменской. Точно такие же на бутылке и стакане, который лежал у ее ног.

— А как же резиновая игрушка? — Валдис выставил указательный палец.

Платон пожал плечами, стряхнул пепел с сигареты и добавил:

— Семеныч обещал сделать смыв с ладоней, если она стреляла в себя, то должны остаться частицы пороха.

— Птенчики! — На пороге появился Сократ Викентьевич с записной книжкой. — А у нас ценная находка. Записная книжечка!

— И что в ней ценного? — спросил Валдис.

— Почерк. Ну, тут еще есть разные записи, это, господа следователи, расшифруете сами, а вот почерк принадлежит левше.

— Пистолет мы нашли под правой рукой, — сказал Платон. — Но человек, если пишет левой, выстрелил бы в себя тоже левой.

— Совершенно верно глаголете, друг мой, — кивнул Сократ Викентьевич. — Но с выводами подождем, пока не скажет своего веского слова Семеныч.

Ника от досады на себя чуть не заплакала. Все так или иначе приносят пользу, короче, работают, одна она борется с физиологическими особенностями. Мало того, еще и мечтает черт знает о чем. Как это называется? Нет, лучше не отвечать, иначе разовьется комплекс неполноценности.

Домой Яша приехал поздно, но Эля всегда его дожидалась, хотя он не настаивал. Стол был накрыт, Эля лишь разогрела еду, поставила перед мужем, сама села напротив, подперла щеку ладонью. Если говорить о Яше с точки зрения постороннего, то речь пойдет прежде всего о его внешности, и ее оценка прозвучит примерно так: мог бы родиться и краше. Конечно, Яшу на одну полку с секс-символами не поставишь, но кто сказал, что любят за лоб, нос, уши и конечности? Разумеется, любят и за это, но после того, как полюбят личность. Сначала Эля увидела в нем интересного человека, потом заботливого, ласкового мужчину, потом он показался ей красивым, а любовь пришла сама собой.

— Я голоден, как зверь, — потирая руки, сказал он, не зная, с чего начать поздний ужин. Яша набросился на еду, будто не ел неделю. — Устала?

— С чего мне уставать? От безделья?

— От безделья устают больше, чем от работы.

Он откусил большущий кусок белого хлеба, запустил зубы в ножку курицы, жевал и стонал, жмурясь от удовольствия. Эля надула губы:

— Почему такая несправедливость на свете?

— Ты о чем?

— Сколько ты ешь? И на ночь! Еще закусишь куском пирога или торта. И при этом худой как не знаю кто! Ну почему у меня каждый кусок откладывается в виде жировых запасов?

— Конституция такая, — сказал он, запивая еду томатным соком. — Я тебя люблю потому, что ты пухленькая. — Увидев тоскливое выражение на лице жены, протянул ей тарелку с мясной нарезкой, красиво разложенной Элей. — Скушай кусочек. Маленький. Вкусно…

— Ну ладно, — махнула она рукой, взяла чистую тарелку, положила на нее всего понемногу. — Сейчас наемся, а завтра буду страдать и худеть.

— Страдай сколько хочешь, но худеть… Не позволю. Ты у меня главное украшение.

Некоторое время они ели, улыбаясь. Эля долго думала, с чего начать, но не решалась, тема была больно щекотливая, не знала, как отнесется к ней муж. Да и не хотелось портить ему настроение перед сном. Однако ее беспокойство не угасало, а возрастало, завтра он умчится спозаранок, и она опять не поговорит с ним. Нет, надо сегодня.

— Яша, у тебя есть знакомые в милиции? — спросила Эля.

— Зачем?

— Я должна тебе кое-что рассказать.

— Уй, какой загадочный тон. — Он не придал значения ее словам, веселился. — Пухлик, ты пугаешь меня.

— Когда я тебе расскажу, ты на самом деле испугаешься, как испугалась я.

Яша озадачился: жена была серьезна, как никогда. Он достал сигареты с зажигалкой, Эля принесла пепельницу, ее не надо просить, сама догадывается. Закурив, он спросил:

— Что случилось? Рассказывай.

— Помнишь, я говорила, что у меня появилась подруга Клара?