Магия венецианского стекла

- А… как на мне оказалась чья-то рубашка?

Она хотела спросить, кто ее раздевал, но постеснялась. Ясно, кто. Похоже, женщин в этом доме не водится.

- Спать одетой неудобно, - объяснил Матвей. - И потом… ваша одежда была вся в грязи, в собачьей слюне, простите, и в дырах. Есть подозрение, что на вас набросился бешеный пес, поэтому я все снял. Из предосторожности!

- Угу… спасибо.

Она все еще не отошла от шока, в который ее повергло вчерашнее нападение Бешеного.

- Вам нужно поесть, - сказал Матвей. - И выпить.

Она послушно села за стол, глотнула холодной водки, сразу охмелела. Со вчерашнего дня у нее маковой росинки во рту не было.

Матвей оценил ее внешность на троечку, - обычная фигура средней полноты, обычное лицо с правильными, не слишком выразительными чертами. Если бы не большие черные глаза красивой удлиненной формы и приподнятые к вискам брови, ее можно было бы назвать невзрачной. Но глаза и брови делали ее лицо приятным, даже весьма привлекательным. Лоб открытый, темные волосы ровно подстрижены, слегка вьются и достают до плеч.

- Вам не мешало бы попариться, - сказал он. - Очень успокаивает. Хотите, я истоплю баню?

- Да… пожалуйста.

- Вы ешьте! - Он придвинул к ней тарелку с яичницей и грибами. - Попробуйте грузди, я сам собирал.

Она смутно помнила, что с ней произошло вчерашним вечером, и напрягалась, пытаясь восстановить подробности. Она вышла из пыльного, пропахшего бензином автобуса, долго петляла по незнакомым улицам. Темнота сгущалась, а она шла и шла наугад, куда ноги несли. Уже давно нырнул куда-то, исчез из виду старик в фуражке… Сумка! У нее была с собой сумка!

- Где моя сумка?

- Здесь, - он показал в угол у двери, где на крючке висела небольшая спортивная сумка. - Ночью, когда вы уснули, я ходил на то место с фонарем, увидел в кустах сумку и понял, что это ваша. Там еще были вилы, но я их оставил до утра. Сегодня мне их принес сосед, Прохор Акимыч.

- Какие вилы?

- Которыми я убил собаку. Теперь вспомнили?

- Кажется, да… впрочем, не совсем…

Она надела на вилку гриб, отправила его в рот и разжевала, - вкусно. Настоящий сочный, хрустящий лесной груздь, а не магазинные шампиньоны! И вдруг в ее ушах, как наяву, раздался оглушительный собачий лай, яростное рычание, и она ощутила прыжок из кромешной тьмы жуткого лохматого чудища, толчок в грудь, сбивший ее с ног, зловонное дыхание собаки, треск разрываемой острыми клыками куртки…

- А-аа! - вилка упала на стол, а гостья прижала ладони к щекам и зажмурилась. - Собака! Она едва меня не загрызла!

- К счастью, пес не укусил вас и даже не оцарапал - только изодрал одежду, - успокаивающе произнес Матвей. - Вам повезло. Похоже, он взбесился! Это опасно.

Она помолчала, ковыряя вилкой яичницу. Аппетит пропал, хмель тоже выветрился. Пережитый вчера испуг напомнил о себе дрожью в руках, головокружением.

- И… что потом было? - с трудом вымолвила она.

- Я схватил вилы, выбежал на ваш крик, раздумывать было некогда, пришлось прикончить собаку. Вам, очевидно, стало плохо, и вы упали на землю, кажется, потеряли сознание. Мы с Прохором не знали, кто вы, куда направлялись, поэтому я принес вас к себе в дом, оказал первую помощь, привел в чувство… Вы были не в себе, молчали, потом сразу уснули. Вот и все. Кстати, удобно ли почивалось на бабусиных перинах?

- Почивалось… - повторила она. - Как вы интересно выразились. Сейчас так не говорят.

Матвей развел руками.

- Я старомоден, как этот дощатый стол, за которым мы сидим. За модой не гонюсь, в ногу со временем не подстраиваюсь. Со мной, вероятно, женщин одолевает смертельная скука, и они бегут от меня, как черт от ладана!

Она застенчиво улыбнулась, поправила волосы и… порозовела. Неужели застеснялась? Хороший признак - значит, нервное напряжение идет на убыль. Но кто она, почему не называет своего имени? Спросить самому? Не будет ли это выглядеть навязчивым?

- А где тот… старик в фуражке? Я все время шла за ним и в какой-то момент задумалась, отвлеклась, потом глядь - его и след простыл.

- Старик в фуражке? - не понял Матвей. - Он бросил вас посреди дороги?

- Не совсем. Я… впрочем, не важно.

Она занялась едой, а Матвей задумался. Барышня явно не торопится раскрывать карты. Не могла же она забыть, как попала на эту улицу и зачем? Значит, по каким-то причинам женщина не хочет рассказывать о себе. Что ж, ее право!

- Вы не здешняя, - заявил он с полной уверенностью.

Дед Прохор не мог ошибиться. Он знает всех, кто живет поблизости. Разве что эта барышня забрела сюда с другого конца Камышина? Тогда почему она молчит и, судя по всему, не собирается идти домой? Родные наверняка беспокоятся: ведь ее не было всю ночь.

Гостья продолжала вяло жевать грибы.

- Шли к кому-нибудь? Или приехали в гости?

- Спешите избавиться от меня? - усмехнулась она. - Я злоупотребляю вашим гостеприимством?

- Что вы! Вовсе нет! - смутился Матвей. - Ваша одежда еще не просохла.