Слезы застилали глаза, но я упорно старалась порвать аркан. Даже когда невидимка под личиной давно покойного мужчины склонился надо мной, я не прекращала попыток высвободиться.
— Передай стражам, чтобы они оставили нас в покое, — мрачно произнес он леденящим голосом и затянул аркан сильнее, перекрывая доступ к кислороду, но не стремясь меня убить. — Иначе пострадает конгресс. Никто ведь этого не хочет, правда?
В глазах потемнело. Напрасно теряя последние силы, я опустила руки, уже не надеясь избавиться от удавки стянувшей горло, но тут неожиданно грудь обожгло огнем. Невидимку откинуло назад волной черной энергии, оборвав аркан и его магию. Схватившись за горячий медальон, я зашипела и, не дожидаясь пока потрошитель оклемается, кинулась бежать. Наугад. Снова через «Аллею Влюбленных». Ноги сами несли меня вперед. Тело дрожало от надрывных рыданий, и мозг отключился, не понимая, что стоит осмотреться и снова попытаться выбраться из парка. На этот раз одной. Перелезть через забор или найти дырку в ограждении. Бежать к людям, где полно народу, где у потрошителей не будет возможности развернуть силу магии на полную мощность, при этом не покалечив другие резервы.
Туфли остались далеко позади, босые ступни, все в крови, щипало от боли, но я ее не чувствовала, бежала, бежала, бежала, пока не начала выдыхаться. Дикий страх застучал в висках, и я споткнулась, полетела на асфальт и тут же взмыла в воздух, подхваченная сильными руками.
— Нет! Отпусти меня! Отпусти меня, подонок! — я заколотила сжатыми кулаками по невероятно мощной груди, царапая пальцы о застежки и железные эмблемы… стража.
Леннер удержал, не позволил упасть на дорогу и закричать, хотя я упорно порывалась это сделать. Казалось, черная дыра расползлась не только на земле, но и в моей груди, пожирая изнутри. Страх, боль, надежда на спасение. Все смешалось.
— Я не успела ее спасти! — между рыданиями взвыла я, судорожно цепляясь за человека, крепко державшего меня в своих объятиях. — Всего секунда…
Я говорила что-то еще, много говорила, язык заплетался. Отправляя нас в город в качестве приманки, Леннер знал, что со мной ничего не случится. Магия и амулет с энергией некроманта не позволят причинить вреда или телепортировать меня из парка, но также он знал, что южанка больше никогда не вернется…
Южанка!
— Я даже не знаю ее имени, — поднимая голову, прошептала я, — как… как ее зовут? Звали.
Леннер посмотрел мне в глаза. В его глазах металась черная буря и синие волны. В моих… должно быть, в них отражалось столько боли, что страж не выдержал и прижал мою голову к своей шее. Поцеловал в лоб.
— Калисия, — раздался хрипловатый акцент капитана. Такой спокойный, по-военному ровный голос. — Калисия Чайлди.
Не успокаивая меня, просто принимая истерику, как вполне ожидаемое последствие случившегося, Леннер отдал несколько приказов по рации, один из которых — отследить вживленный чип мисс Чайлди и пригнать патрульную машину к входу в парк. В парк… который стоял, как и прежде, тихий и умиротворенный. Ни одно дерево не повалено, ни одной, даже самой малюсенькой ямы не видно. Иллюзия. Южанка была права — это всего лишь иллюзия с целью запугать нас и сбить с толку.
***
***
В гостиницу меня привез Лесли.
— Сегодня тебе необычайно повезло, — холодно произнес страж, открывая дверь гостиничного номера и пропуская меня вперед. — Никто не думал, что ты вернешься, — в его голосе проскользнуло явное разочарование. — Только чип зря потратили. Жаль, конечно, но с другой стороны, может, в следующий раз пригодится. Везение — вещь такая, относительная.
— Катитесь к черту, капитан Лесли! — сквозь зубы выдавила я в лицо стражу. — Вы и ваш гребаный чип! — и, не сдерживая слез, со стоном переступила порог. — Господи… как же это больно!
Я чуть не свалилась на пол прямо здесь, у порога, под ноги к бездушно ухмыляющемуся Лесли, на потеху всем жителям седьмого этажа и капитана изолятора. От унижений сдержала мысль — вот же будет глупо умереть от заражения крови, после всего что я пережила. Пришлось взять себя в руки и, содрогаясь от крупной дрожи, пробраться в ванную.
Ступни нещадно жгло и щипало. Бег по ночной аллее не прошел бесследно. Опустившись на закрытое сиденье унитаза, я с криком вылила на каждую ступню по полбанки антисептика, закусила в зубах махровое полотенце и с диким воем, какой только бывает у пациенток из отделения для душевнобольных, принялась вытаскивать занозы от острых веток, застрявшие в кровоточащих ранках, мелкую траву, в основном кусочки осоки, и землю, и грязь, не оставляя ничего, что могло бы послужить началом сепсиса. Я-то знаю, что любая болезнь ведет к могиле. Заключенных не лечат, только хоронят, иногда живьем.
— О-ой! — я уронила антисептик. Руки задрожали, и от боли в глазах начало двоиться. Чудом не потеряв сознание, я пробралась обратно в комнату и, не устояв на ногах, рухнула на белоснежный ковер. Мягкий и теплый. До кровати не дошла пары шагов, но ползти не стала. Сил не было даже для того, чтобы пошевелиться.