Магию - народу!

Начальник вокзала, слегка седой, дородный мужчина с усталым лицом почему-то в мундире смотрителя долго смотрит на предъявленные ему бумаги, потом переводит взгляд на нашу честную компанию и внимательно осматривает уже нас самих.

За спиной гул недовольных голосов, словно рой рассерженных пчёл, жужжат и жужжат. Это все те, кто столпился в приёмной, мимо кого мы прошли без очереди, разрезая толпу нашитыми на наших рукавах звёздами, знаками принадлежности к боевым революционным отрядам. Не имевший подобного отличительного знака орк двигался позади, прикрывая тылы могучей спиной. Естественно, наше беспардонное вторжение не понравилось никому из собравшихся и сейчас они гудели и гудели, будто пчелиный рой встревоженных вторжением в их уютный улей.

Чья-то наглая вихрастая голова сунулась в проём открытой двери и вопросила, вращая глазами: -Петрович, это что тут за перцы без очереди лезут? Может их важности немого поучить и уважению?

-Уйди Глинка, -устало отмахнулся начальник вокзала и он же, видимо, Петрович. -Тут товарищи из самой столицы прибыли понимаешь. Скажи там всем чтобы подождали и дверь закрой.

-Вижу, что из столицы, -согласился Глинка, прикипев взглядом к обтянутым кожей, с блестящими металлическим вставками, задним полушарием товарища Марго.

С грохотом закрылась дверь в кабинет начальника вокзала, но через неё всё равно донёсся разборчивый голос Глинки, объясняющий остальным сложившуюся диспозицию: -Такая фифа - чисто валькирия! Они там все в столице полуголыми ходят. А некоторые, слышал говорят, совсем голые – потому, что свобода теперь, понятно. Захочет какая девица сиськами потрясти – никто ей мешать не может. Такой новый закон вышел, тремя лунами клянусь! Ой что в столице делается! Но это ещё что, вот захочет какая старушенция свои обвисшие достоинства на свежем воздухе выгулять, вот тогда самое главное лунопредставление и начинается!

И то ли этот Глинка орал как на митинге, а может стенки здесь были тонкие, только все его разглагольствования были слышны отчётливо и ясно, будто он стоял рядом с нами, в той же комнате.

--Конец Петровичу, -продолжал разоряться местный бутозер. -Сейчас его эта столичная фифа расстреливать будет. А я ведь говорил, я ведь предупреждал!

-За что расстреливать? -спросил другой голос.

-Так за самоуправство, -охотно разъяснил Глинка. -Кто ему позволил должность начальника занимать? Никто! Вот и прислали из столицы бой-бабу, чтобы, значит сиськами перед лицом потрясла, а потом застрелила. Бабах и нет больше Петровича!

-Как это нет? Нельзя же так! У меня состав третий день стоит, угля ждёт. Вчера хотели на запасной путь перегнать, так еле отбился. На запасной путь встанешь – потом неделю не уедешь. А у меня сроки! Мне уголь нужен! Если Петровича расстрелять, то кто тогда уголь выписывать будет? Я тут для чего второй день в очереди сижу? Нет уж, пусть сначала Петрович мне уголь выпишет, а потом, хотите – стреляйте, хотите – вешайте или там сиськами трясите, мне уже всё равно будет! Сроки горят, угля нет, а с кого спрашивать будут – с меня горемычного. Поэтому сначала уголь мне выпишите, а потом что хотите, то и делайте.

-Балда ты! -возразил ему Глинка. -Совсем не понимаешь политической обстановки. Может тебя тоже в расход пустить? Эта столичная валькирия, она может. Легко! Ей что сигаретку закурить, что сиськами потрясти, что человека застрелить – всё одно и в радость.

Неизвестно сколько бы всё это продолжалось. Признаюсь, я будто впал в какой-то ступор не в силах прервать разглагольствования этого прохиндея за дверью. Коробейникова тоже стояла с таким непроницаемым лицом, словно это не её сись… то есть не её саму там обсуждают. Вот не понимаю я этих «новых амазонок». Сначала оденутся так, будто самого предвечного решили совратить, а после обижаются, когда мужчины на них соответственно реагируют. В чём вообще смысл? Сиськами, как выражается местный горлопан, на людях посверкать?

В общем неизвестно чего бы ещё этот Глинка там успел наговорить, но сидевший за столом начальника вокзала Петрович вдруг громко рявкнул так, что лично я чуть было не подпрыгнул от неожиданности.

-А ну тихо там! -выдал Петрович во всю мощь лёгких и даже вроде бы немного силы непроизвольно или произвольно вложил. -Ещё одно слово услышу и всех выгоню! Никого принимать сегодня не буду! Крутитесь сами, как хотите!

Угроза подействовала. По крайней мере со стороны двери больше не доносилось ни звука.

-Простите, -извинился Петрович. -Бардак. Полный бардак! Ничего кроме бардака и чем больше пытаешься его разобрать, тем только больше становится.

-А вы – начальник вокзала? -на всякий случай уточнил я.

-Никак нет. Станционный смотритель, -отвёл глаза мужчина. -Андрей Петрович Босяков.

-И что же вы, Андрей Петрович, делаете в кабинете начальника вокзала?

-Давайте я всё объясню по порядку, -вздохнул станционный смотритель.

-Было бы неплохо.