Сколько я всего наболтал, подумал Лео. Что в голове, то на языке. Самая лучшая сыворотка правды, этот ихор. Завтра пожалею.
Наверное.
Машина остановилась. Буран, кажется, усиливался, лобовое стекло было совершенно залеплено снегом. По нему туда-сюда с тихим скрежетом елозили длинные скребочки, расчищая окошко темноты.
— Приехали. Идемте, я вас провожу, — голос Мануэля донесся, как из-под воды. Крепкая рука подхватила Лео под локоть. — Вам надо подышать свежим воздухом. И выпить горячего чаю. Куда идти, показывайте.
— В п-подворотню.
Снаружи Лео сразу зазнобило. Он поднял голову, оглядываясь. Инквизитор уже тащил его в родную подворотню.
— Р-разве я говорил вам точный адрес?
— Да вы сами его не знаете, Лео, — фыркнул тот, — но в школьной учетной книге все ваши персональные данные имеются. На каком этаже вы живете?
— Н-на пятом.
— Держитесь. Ключи у вас с собой?
Лео смутно заметил, что они уже поднимаются по ступенькам лестницы, и лестница больше не пахнет объедками и нечистотой, воздух не кажется спертым, всюду растекается сладкий медовый запах, стены словно бы слабо светятся, очерченные в углах золотым контуром. Кажется, инквизитор о чем-то его спросил, потом вроде бы щелкнул замок, и Лео обнаружил себя сидящим на стуле в собственной комнате. Его лихорадило, жар накатывал волнами. Мануэль включил свет, подошел к раковине, видимо, не обнаружил в кране ни капли воды, поэтому звякнул кувшином, тот тоже оказался пуст.
— Лео, у вас есть вода?
— В… в чайнике.
Послышалось журчание. Лео потряс головой, пытаясь отогнать одурь. Стены сходились и расходились, перед глазами вспыхивали алые и золотые круги.
— У вас интоксикация ихором, — спокойно сказал инквизитор, садясь на кровать напротив. — Не пугайтесь. Я вымыл руки, он больше не истекает, минут через десять все пройдет.
— Вы… вы кто такой? — губы казались распухшими и с трудом слушались.
Создание Средней Реальности помолчало, глядя на Лео черными, ничего не выражающими глазами. Казалось, что под его кожей пульсирует живой огонь. В смоляных радужках тоже отсверкивало алым.
— Кто я такой, хм… Проекция, как вы правильно догадались, Лео. Материализованная проекция инволютивного прямого служебного вихря сефиры Суровости. Вернее, часть проекции. Почти четыреста лет назад некий инквизитор заполучил некие тайные имена и знаки. И воспользовался ими, совершив обряд эвокации. Но призвал он не саламандру, как рассчитывал, а…
— Огненного змея Гибуры, — прошептал Лео потрясенно.
— Именно так. Невежа даже не понял, сколь сильно промахнулся, потому что погиб на месте. Я… я оказался на свободе, в чужом для меня мире, наполненном непонятными созданиями. Тогда тоже шла война… впрочем, война идет все время, всегда и везде.
— А тогда какая была?
— Мятеж Оранжевого герцога, знаете такого? Должны знать, хотя бы из курса истории у вас в Университете.
Лео покивал. Мануэль посмотрел на свои ладони — раны, проеденные ядом кладбищенской свиньи, уже затянулись.
— Я выбрался из горящей лаборатории, стену тоже проломило — груда оплавленных и обугленных камней — в шоке я не контролировал свою силу, да и не умел ее контролировать в вашем мире. К тому же, как вы сами понимаете, воплощение прошло не гладко. Потом моя… другая ипостась перехватила контроль, и несколько месяцев выпали у меня из сознания. Помню только, что было очень холодно. Адский холод. Лето в Иберии, больше сорока градусов в тени. Как же я мерз. Потом… ипостаси надоело метаться по Европе и я снова пришел в себя. В каком-то трактире посреди Нижних Земель. Там я познакомился с одним человеком, он был чем-то вроде сельского лекаря, путешествовал с места на место и пользовал простецов травками и наговорами, кое в чем действительно разбирался. Он много мне рассказал о том, как устроен человеческий мир, научил отличать будущее от прошлого, иначе я постоянно путался. Познакомил с христианством и католической верой. Я был… наверное, очень юн. По меркам вашего мира.
— Это и был тот ваш друг, из-за которого вы носите ошейник? — вспомнил Лео.
В висках у него все еще стучало, горло и язык горели, будто он глотнул перечной настойки. Правда, мысли больше не путались, и на том спасибо.
— Он, конечно, ни к чему не принуждал меня. Но проповеди были такими впечатляющими. Через полгода наших странствий я окончательно проникся идеями матери нашей Церкви, принял крещение и явился в Ватикан, желая примкнуть к коллегии иезуитов. Почему-то их устав показался мне наиболее близким.
— Наверное потому, что Гибура — это все-таки сефира строгости и суровости, — сорвалось у Лео с языка. — Где же больше суровости, чем в девизе «erit sicut cadaver»[2]
.— Да, это мне понравилось. Послушание, четкость и ясность целей. Мой друг, конечно, был в полном восторге от моего решения.
— И что случилось дальше?