Магистр

Но Жук еще не закончил. Немного порыв землю, он продолжил:

– Не уходи еще. Ты должен знать про особенный стрекот Жука.

– Не ухожу, – согласился всадник. – Что за стрекот, он не сведет меня с ума?

– Человек запомнит особенный стрекот, – продолжал Жук с устрашающей уверенностью. – Человек приобретет связь с Первоначальной Кладкой. Станет навсегдашним.

И Жук принялся стрекотать. Вначале в этом мерном звуке не было слышно ничего особенного, но постепенно всадник увидел: Ход распадается, а реальность раскладывается на все более мелкие детали. Сквозь трещины между кусками мозаики начал пробиваться свет, он становился все ярче… но стрекот прекратился. Все тем же странным человеческим голосом Жук констатировал:

– Такой стрекот Жука.

Военачальник очнулся от морока и выговорил:

– Хорошо. Больше не надо. Теперь пойдем наверх. Пора наверх.

– Пойдем, – согласился Жук покладисто. – Человек слышал, запомнил. Жук пойдет в Окончательный Ход, – он вылез из ямы и деловито засеменил прочь. – Ход оставит Человеку. Человек близок Жуку. Хотя так и странно.

Всадник шел за Жуком, глубоко задумавшись, а в конце коридора спросил:

– И все-таки скажи, где гнездо этих… симбионтов. Итогда, пожалуй, уходите, только укажи направление.

Жук поднялся на вершину холма и показал лапой на восход.

– Там, – сказал он спокойно. – Видит Жук пыль; в воздухе вращается туман. Так это они идут, – помолчав, он философски заключил: – Рано. Но так лучше. Жук поможет тебе в этот раз. В другой раз Человек поможет Жуку.

Когда всадник посмотрел вверх, в руке у него уже был меч, секунду назад укрытый плащом за спиной.

– Жаль, что я правша, – процедил он сквозь зубы. – Пожал бы тебе лапу.

Рэтлскар: обретение Родины

Видимо, летучие змеиные наездники установили, где именно находится доступ к логову Жука, и решили взять его приступом. Военачальник не собирался концентрироваться на особенностях нападавших – хотя если б захотел, сконцентрироваться было бы на чем.

Они справились с наездниками. Схватка получилась некрасивой, без плана и без особой тактики. Наездники, как гигантские осы из сказки про Синдбада, не кончались, а всадник методически рубил им то ли головы, то ли какие-то другие части. К сожалению, этого не всегда хватало, потому что осыпавшиеся на землю агрессоры оперативно преображались и продолжали атаку; приходилось рубить их еще и еще. На помощь приходил Жук, споро и деловито расплетавший нападавших по ниточке, как мотки шерсти.

Так продолжалось долго: наездников, состоявших из змеиной и человеческой части, было слишком много. Люди, отошедшие к побережью, видели, что в воздухе и на земле за завалом идет какая-то бойня. Но ведь военачальник велел им не двигаться, и они очень хорошо знали: всадников надо слушаться, тем более не каких-то абстрактных, а того, что привел их через пустоту воды к новой земле. Ослушаешься, попадешь под горячую руку… под холодную руку да горячий меч, не снесешь головы. Да и не видели они раньше такого ужаса, как летающие со змеями, и поэтому сами не рвались в схватку. Переселенцы отступили к кораблям.

Военачальник и Жук разделались со столькими, со сколькими смогли, но к утру в их противостоянии наступил перерыв. Военачальник стоял, опираясь левой рукой на воткнутый в камни меч, и смотрел в небо – оно все так же не было чистым, но пока никто больше не решался нападать. Жук успел увидеть, что всадник все-таки стоит, а не лежит, и перестал стрекотать. Он был мертв.

Тогда перед всадником опустилась с неба змея толщиной с теленка, и с нее сошла высокая фигура в островерхом черном капюшоне.

– Открой путь, – сказала она военачальнику.

– Вы не пройдете, – ответил военачальник спокойно-буднично. Он не знал, сколько еще этих тварей ему предстояло разделать, но понимал почему-то с отчетливостью, что никуда отсюда не уйдет, что именно эта битва важнее, чем бесконечное плавание через океан; что он будет здесь до тех пор, пока все жуки не уйдут, и Ход не закроется. Ине потому, что так важно было защитить странных жуков от странных наездников, а потому что это противостояние символизировало нечто большее: он находился на границе между правильным и неправильным, тем, как могло быть, и тем, как не должно.

Фигура откинула капюшон. Под капюшоном было гладкое лиловое яйцо, лишенное черт. «Ноппэрапон[171]», – с удовлетворением узнал всадник.

– Зачем тебе вставать между враждующими кланами одной семьи? – благодушно спросил наездник, говоривший, как всадник понял с немалым омерзением, откуда-то из середины тела. – Это не твоя война.

– Любая война – моя война, – ответил военачальник приветливо. – И Жук – не ваша семья. Я всадник и основатель ордена всадников, военачальник, известный как доктор Делламорте, я тот, кто несет гибель этому миру. Убирайся прочь, пока я не раскроил тебя на заплатки для чемодана.

Он перехватил меч поудобнее и приготовился защищаться.

Фигура атаковала молниеносно, и так же молниеносно парировал и контратаковал доктор.