Магистр Ян

— Магистр… Скажи мне, пожалуйста, прямо и честно, так, как проповедуешь среди крестьян: во имя чего ты начал эту неравную борьбу?

Гус поглядел на кардинала:

— Во имя чего? Во имя любви, достойный отец!

— Во имя любви?..

— Во имя любви к богу — а тем самым и во имя любви к людям. Я люблю людей. Остальное пришло само собой. Любовь — не сострадание. Она всегда что-нибудь творит, созидает, побеждает. Любовь доставляет человеку большую радость.

Кардинал старался не поддаваться обаянию слов магистра. Собственно, они слишком наивны.

— Эта любовь делает тебя таким сильным, что ты даже не боишься смерти?..

Гус слегка кивнул ему, а потом задумчиво добавил:

— Разумеется, иногда меня охватывает страх. Даже очень сильный. Это во мне борется жизнь. Жизнь никогда не желает умирать. Но смерть оказывается сильнее ее. Впрочем:

У каждого есть день последний, каждому срок свой назначен,
Но добрым деяньем прославься — вот что достойно почета.

Забарелла вытаращил глаза:

— Что?.. Что это?

— Стихи из «Энеиды» Вергилия, — ответил Гус.

Кардинал невольно провел рукой по лбу. Из уст еретика он ожидал услышать всё, что угодно, только не стихи римского поэта! Ведь речь еретика-магистра больше походила на речь крестьянина. Надежда одержать легкую победу над заблудшим не оправдывалась. Этот простачок подтверждает свою мысль стихами Вергилия! Кажущаяся простота Гуса — это вовсе не наивность. Она, скорее, проявление высшей утонченности. Следовательно, не остается ничего другого, как принять это во внимание. Кардиналу незачем опрощать свою речь до речи черни, — теперь он будет разговаривать с ним на ином языке:

— Вернемся, магистр, к твоему учению и постараемся понять его суть. Ты серьезно веришь в то, что буря, вызванная тобой, улучшит жизнь твоих бедняков-подмастерьев, батраков, крестьян? Заблуждаешься! Они выиграют меньше всего. Ты идешь против церкви. Я видел твоих союзников, чешских панов. Знай: они — первые, кто желает разделить церковные имения. Их поддерживают города. Это желание слишком похоже на требование некоторых итальянцев. Ныне у нас республиканское правление. Оно нанимает дворян на службу кондотьерами своих войск. Конечно, правители могут меняться, но в этом случае власть будет переходить из рук в руки. А народ, Гус, твои безгрешные батраки — как ничего не имели, так ничего и не будут иметь от этих правителей. Бедняки никогда не придут к власти. У них иное предназначение: служить и воздавать кесарю кесарево, а богу — богово. Как видишь, я тоже ссылаюсь на Священное писание. Обязанность владык христианской церкви — забота о благе своих подданных и о спасении их душ. Это всё, что мы можем и должны для них делать.

Ты сейчас сказал, что Христос избрал своими учениками рыбарей. Это всего лишь образ! Да, рыбаки — ловцы душ — должны править миром. Но кто может глубже понять душу человека, если не самые образованные и самые опытные люди? Кто способен править миром? Эти лучшие из лучших — отцы святой церкви, ученые богословы. Разве ты не причисляешь себя к этим избранным? Или ты не магистр университета?! Почему ты пренебрегаешь своими коллегами ради безымянной черни? Во имя чего ты порываешь с нашим кругом? Разве ты не веришь в наше высокое предназначение? Или мы не блюстители великой мудрости? Церковь — вечная хранительница драгоценнейших сокровищ человеческого духа, и мирские правители должны послушно служить ей средствами светской власти!

Посмотри на всё, что окружает тебя ныне, и устреми свой взор в прошлое. Сколь чудесно всё, что мы создали и создаем! В искусствах и науках, в общественном правлении и законодательстве — каждой статуей, поэмой, зданием, научным открытием и законом мы пестуем новые и новые цветы райских кущ нового мира! Мы без страха приняли чудесные творения античного искусства, ибо победили их языческий дух и впрягли его в нашу победную колесницу, над которой будет вечно сиять святой крест.

Что могут значить в сравнении с торжеством нашего дела неразборчивость в выборе средств, грех, дурной поступок, а иногда — я не колеблясь назову это настоящим именем — преступление какого-нибудь священника? Насколько это по-человечески понятные и малозаметные пятна на сверкающем здании нашей святой церкви, предназначение которой легко искупает минутные слабости ее служителей!

Всё свое внимание ты сосредоточил на мелких пороках священников и не заметил главного. Я же… вижу то и другое. Больше того, я вижу тени даже лучше, чем ты, ибо я стою ближе к светильнику. Если бы я рассказал об этом, меня сочли большим еретиком, чем ты. Но я не придаю большого значения мелочам. Я вижу не только пятна, — астрономы находят их даже на солнце, — но и немеркнущий свет нашей веры…

Увлеченный собственным красноречием, Забарелла поднялся со скамьи, а Гус продолжал сидеть.

— Я понял вас, достойный отец, — сказал магистр. — Вы говорили ясно. Так мыслят все власть имущие.