Магистр Войны

— Я это услышал, Блэквуд, ах ты пес! — крикнул Люго.

— Это вопрос несомненного статуса, — сказал Гризмунд, смеясь.

— У моих людей никогда не было проблем в распознавании моей власти, — сказал Гаунт.

— В подразделении из пяти тысяч? — сказал Уриенц. — Вероятно, нет. Но в войске из сотни тысяч? Пяти сотен тысяч? Вы выглядите, как комиссар.

— Я и есть комиссар.

— Ты – Милитант коммандер, тупой ублюдок! — проревел Вон Войтц. — Когда ты ступаешь на поле, тебе нужно, чтобы не было сомнений, кто обладает властью. Ты не хочешь, чтобы люди спрашивали, «Кто здесь командует?»… «Вон тот человек!»…»Комиссар?»…»Нет, человек, стоящий с другими комиссарами, который не просто комиссар»...

— Это не чувство гордости, Гаунт, — сказал Гризмунд. — Это необходимость. Тебе нужно выглядеть так, как все люди всех полков будут ожидать.

— Может быть, мантия? — предложила Тзара. — Не та мерзкая тряпка, которая на тебе.

— Может быть, огромный пустотный балдахин, поддерживаемый боевыми сервиторами! — крикнул Люго.

— Я приму мудрый совет от своих Лордов и превращу себя в наиболее колоссальную цель для врага, — сказал Гаунт.

Стол сотрясся от смеха.

— По крайней мере, возьми адрес моего портного, — сказал Уриенц. — Он хороший человек, в квартале Сигнальной Точки. Чистый мундир, кушак, это все, о чем я говорю.

Когда прием пищи закончился, генералы начали уходить, один за другим. Обязанности и армии ждали, и некоторые ждали слишком долго своих Командующих Офицеров. Каждый из них тряс руку Гаунта или хлопал его по спине до того, как уйти.

Остались только Вон Войтц, Сайбон, Булледин, Блэквуд, Люго и Тзара.

— Думаю, что я должен вернуться в свое подразделение, — сказал Гаунт, прикончив последний бокал амасека. — Они едва сошли на землю.

— Есть еще некоторые вопросы, которые нужно обсудить, Брам, — сказал Вон Войтц. Он кивнул обслуге из штаба, ожидающей их, и они ушли, закрыв двери за собой.

— О состоянии крестового похода и здешней кампании? — спросил Гаунт.

— Ох, да, это, — сказал Сайбон. — Мы дойдем до этого.

— Я жажду полных отчетов разведки, — сказал Гаунт. Он сделал жест в сторону своего герба на столе. — Сейчас, тем более, потому что я считаю, что я обязан все это рассмотреть.

— Мой человек, Байота, предоставит тебе все, что тебе будет нужно, — сказал Вон Войтц. — Полный отчет, затем завтра или послезавтра брифинг, чтобы изучить стратегию.

— А когда я получу аудиенцию у магистра войны? — спросил Гаунт.

Бревна потрескивали и плевались искрами в решетку. Булледин потянулся к хрустальному графину и наполнил стаканы для себя и Гаунта.

— Наш возлюбленный магистр войны, — сказал Вон Войтц, — да будет он жить вечно, очень отдаленная душа. Мало кто из нас видит его в эти дни.

— Он обитает в одиночестве здесь, в восточном крыле, — сказала Тзара. — Он всегда был человеком тактики и стратегии...

— Великолепной стратегии, — вставил Люго.

— Я не спорю, Люго, — сказала Тзара. — То, как один человек может собрать и содержать у себя в голове данные всего крестового похода и осмысливать это, это чудо.

— Это всегда было его главным талантом, — сказал Гаунт. — Чтобы видеть на пять или десять шагов впереди Архиврага. Чтобы оперировать огромными механизмами войны.

— Одержимость, я думаю, — сказал Блэквуд. — Разве нет какого-то качества одержимости в голове, который может достичь такого искусства обработки данных.

— Это одержимость, что поглощает его, — сказал Сайбон. — Он удаляется все больше и больше с каждым днем в одинокий мир размышлений, приказывая писарям и рубрикаторам приносить ему самые последние клочки данных постоянно. Он досконально рассматривает каждый клочок со вселяющей страх точностью, выискивая улику, благоприятную возможность, нюанс.

— Вы говорите так, как будто он болен, — сказал Гаунт.

— За эти последние годы, Брам, — сказал Вон Войтц, — махинации врага становились все менее и менее понятными.

— Я слышал слухи, что ими управляет сумасшедший, — сказал Гаунт.

— Ты не думаешь, что этот ублюдок, Сек, сошел с ума? — спросил Люго.

— Конечно, — сказал Гаунт. — Это обманчиво. Всегда была холодная логика, стратегическое великолепие, которое нельзя отрицать. Сек – дьявольский монстр, но как и Надзибар до него, он без сомнения способный командир. Насколько же хороший, осмелюсь сказать, как и все, кто есть у нас.

— Может мне вызвать ордос, а? — захихикал Булледин.

— Я хочу сказать, сэр, — сказал Гаунт, — что он был, по крайней мере. Его послужной список неопровержимый. Конечно, мои знания отстали на десять лет.

Легкий смех пробежал по столу.

— Если Сек сошел с ума, — тихо сказал Блэквуд, — если он скатился в отчаянное безумие и потерял ту хватку, которой, я признаю, он обладал… тогда что, вы предполагаете, происходит с человеком, который изучает планы Сека с навязчивостью, день за днем, выискивая шаблон, его смысл?

— Вы говорите…? — начал Гаунт.

Вон Войтц отпил амасека.

— Если ты смотришь в безумие, Брам, ты видишь только безумие, и ты сам становишься безумным, выискивая в этом правду, правду, которой там нет.

— Может быть, я должен вызвать ордос, — сухо сказал Гаунт.