Вожак стаи смерил его взглядом, точь-в-точь как автобус перед этим. Встал, пошел навстречу, переваливаясь с ноги на ногу. Растопырил крылья, вытянул шею. Приоткрыл клюв.
Теперь они стояли друг против друга, Юрик и гусь. Гусь был настроен решительно. И к тому же уверен, что подкрепление подоспеет по первой команде.
– Кыш-кыш!
– Га-га-га!
Пять гусаков вскочили и ринулись к Юрику, обходя его с флангов. Чтобы избежать окружения, он попятился. Быстрее, быстрее, еще быстрее…
– Ох! – успела сказать Ксюша.
Юрик ничего не сказал, лишь руками взмахнул – вдоль обочины тянулась длинная грязная лужа. В нее он и сел, споткнувшись. Гуси прекратили наступление, повернули головы к двери автобуса. Не иначе, ждали следующего противника.
– Нда, – водитель почесал затылок. – Вот пакостная птица. И деревенских как назло никого не видно. Чуть-чуть до правления не доехали.
– Пешком дойдем! – решила Ксюша. Подхватила рюкзак, скомандовала отряду – выгружаться!
Автобус дал задний ход, едва последний пассажир спрыгнул на землю. Пятился до самой околицы, там развернулся, газанул, скрылся за холмом. Гуси на него и внимания не обратили. Зато за чертовой дюжиной «десантников» следили зорко, переговаривались о чем-то. Впрочем, атаковать не пытались.
Правление колхоза «Рассвет» мало чем отличалось от обычной деревенской избы, разве что забора нет, да вывеска висит над крыльцом.
– А почему нас никто не встречает? – удивилась Алёна. – О нас же сообщить должны были?
Словно в ответ, дверь правления распахнулась, на крыльцо вывалился дебелый дядька в мятых брюках и рубахе в бело-розовую полоску. На красной щекастой роже его явственно читалось изумление.
– Студенты? Вы ж двадцатого должны приехать?
– Правильно, – кивнула Ксюша. – Вот мы и приехали. Сегодня двадцатое. А вы председатель?
– Как сегодня?! Ох ты… это, получается, я день потерял? И что же делать? – Дядька застыл соляным столбом.
Неизвестно, насколько бы затянулась эта немая сцена, но тут на крыльцо вышла женщина. Среднего роста, крепенькая, в ладно подогнанных ватных штанах и телогрейке, кирзовых сапожках, щегольски приспущенных гармошкой. На носу очки в черной пластмассовой оправе, такие же, как у Юрика.
– Приехали? Добро пожаловать! Не волнуйтесь, сейчас всё организуем! – Женщина мгновенно приняла командование на себя. – Девочек сколько? Семеро? В гостевом разместим. А хлопцев по хатам определим. Семён Кузьмич, ты чего закаменел? Звони на машдвор, нехай Митяй «газон» к правлению подает. И Матрену с девками в пищеблок гони, обед студентам готовить. Проголодались, верно?
Студенты неуверенно загудели, кто возражая, кто соглашаясь. Женщина спустилась с крыльца, безошибочно выделила Ксюшу.
– Ты бригадирша? Держи! – выудила из кармана штанов связку ключей, сняла один с колечка, отдала. – Вон, гляди, третий дом отсюда. Наша «гостиница». Ступайте, располагайтесь. В два часа подходите, я вас обедать поведу.
– Спасибо, – поблагодарила Ксюша. – А вы…
– Теткой Верой зовите. Я бухгалтерша колхозная, – женщина улыбнулась.
Не успели девчонки до гостиницы дойти, как к крыльцу правления подкатил грузовичок. Дребезжащая, чихающая двигателем полуторка ГАЗ-ММ – прежде такие Гошка в Музее Техники видел и уверен был, что лишь там они и остались. Зато за рулем старичка-грузовичка сидел молодой скуластый парень и улыбался во все тридцать два зуба. Вернее, в тридцать зубов и две «фиксы».
– Забирайтесь в кузов, хлопцы! – распорядилась тетка Вера. – Едем на постой вас определять.
– Вера, погодь! – снова вывалился на крыльцо председатель. – А коли не согласятся?
– Почему не согласятся? Я хорошие хаты подберу, и чтобы комната отдельная.
– Да не, наши деревенские не согласятся…
– Пусть попробуют!
«Пробовать» не решился никто. Во всяком случае, Гошка не услышал ни одного возражения от хозяев домов, куда студентов определяли на постой. Бухгалтершу в колхозе уважали. А то и побаивались.
Ребят раскидали по всей деревне. Хотя и деревни той было – одна длинная улица, штук пять проулков, спускающихся от нее к неглубокой балке, да отдельно стоящие, разбросанные там и сям домишки. В самый дальний дом попали Гошка с Валерой – предпоследними.
– Баба Нюра сама живет, а домина у нее просторный, на три комнаты, – объясняла тетка Вера. – Дочка ее четыре года, как померла. Потом и зять от самогона сгорел – горевал шибко. С тех пор большая спальня пустует. Чистая, две кровати, мебель всякая. Разместитесь с комфортом.
Жить в выморочной комнате Гошке не хотелось. Но комсомольцу, в придачу почти дипломированному менталисту, бояться подобной ерунды стыдно, потому он промолчал. И Валера промолчал, обрадованный, что не останется с непривычным деревенским бытом один на один.
Баба Нюра встретила их у калитки. Закутанная в хламиду неопределенного цвета, из-под платка одни глаза блестят, сухая, как прошлогодний стручок акации, согнутая в две погибели, с клюкой вдобавок.
– Здрастуйте, хлопчики! Заходьте до хаты! – Натуральная Баба Яга из детской сказки.