Магнат

— С волками жить — по–волчьи выть, — ладонью потрепал волосы толстячку, Алексей. — Ты ещё не видел, Сёма, как я лицедействовать наловчился. — Сбегай–ка на рынок, прикупи у турок театрального реквизита: кожаных курток и пару фуражек. На мою казачью папаху красный околыш нашьём, а вам с Кондрашовым звёздочки в фуражки воткнём. Глядишь, за важных красных комиссаров и сойдём, а то негоже в буржуйских костюмчиках в большевистском Крыму показываться.

— А в Крым нам на кой ляд соваться? — поёжился Сёма, нервно приглаживая ладонями борта пижонского смокинга.

— Горемык из плена надо вызволить, двадцать пять тысяч душ может зря сгинуть, — тяжело вздохнул Алексей. — Нам толковые офицеры в парагвайской армии очень бы пригодились.

— Да у казаков ещё и государства своего нет, — всплеснул руками начфин. — А ты, атаман, уже великое войско собираешь.

— Лучше раньше, пока враг дремлет, — рассмеялся Алексей и оборотился к задумавшемуся полковнику. — Контрразведка, что пригорюнился?

— Ох, не выцыганить нам белых офицеров у большевиков, — отрицательно замотал головой Кондрашов. — Красные их, однозначно, в расход пустят.

— Так, может, на харчи обменяем? — сжалился над бедолагами начфин. — Отщипнём чуток судов от парагвайского каравана и большевичкам скормим.

— Нам ещё сто пятьдесят тысяч беженцев в Турции чем–то кормить надо, — отринул доброту завхоза полковник. — Коммунисты на принцип пойдут — идейных врагов на хлебные коврижки менять не станут. А для обмена на казачьи семьи, что в Крыму скопились, и двух отправленных пароходов с зерном хватит. На том берегу уже наберётся тысячи три душ, и, по–видимому, больше беженцев красные из страны не выпустят.

— Оголодают — подобреют, — усмехнулся Сёма и напомнил: — У нас с товарищем Троцким уговор был.

— Ты ведь, Сёма, своему товарищу не забываешь копеечку на заграничный банковский счёт перечислять? — прищурил глаз контрразведчик. — И, небось, специальные кодовые фразы используешь при общении?

— Мне только бы до телеграфной связи добраться, — подмигнул полковнику красный агент. — Товарищ Троцкий урезонит местных комиссаров.

— Будем надеяться, что вожди коммунистической партии не сняли с повестки дня разжигание мировой революции, — пожал плечами Кондрашов. — Только даже Троцкий не станет открыто менять двадцать пять тысяч пленных белогвардейских офицеров на финансовую поддержку революционного движения в Южной Америке.

— А если на пленных красноармейцев? — хитро подмигнул батюшка–факир.

— У Врангеля их нет, — не поняв фокуса, развёл руками полковник.

— Помниться, в Парагвае ты, Эдуард Петрович, докладывал мне о потерях большевиков в ходе польской военной кампании, — напомнил контрразведчику атаман. — И, среди прочих, упоминал о ста тридцати тысячах пленных.

— Так Пилсудский не согласится отдать их до окончания боевых действий, — замотал головой полковник. — Ведь у красных поляки в плену тоже томятся.

— Много? — прищурил глаз парагвайский комбинатор.

— Тысяч тридцать уж, во всяком случае, наберётся, — пожал плечами разведчик. — Большевички в прошлом году наступление на Варшаву начинали бодро.

— А как обстановка на Западном фронте сейчас?

— Дело идёт к замирению, осталось лишь документально зафиксировать сложившуюся границу между странами.

— Значит, уговорим поляка, — ободряюще похлопал Кондрашова по плечу Алексей.

— Надо бы сперва красных как–то уговорить, — скривил губы полковник. — Кто нас в Крыму станет слушать?

— Прикинемся комиссарами из Москвы, — указав рукой на дирижабль, предложил Алексей. — Кожаные куртки Сёма нам достанет, мандат нарисуем. Нам бы только в штаб попасть, а там, по ходу дела, разберёмся.

— Дубликат подходящей печати у меня имеется, — признался запасливый красный начфин. — И курточки комиссарские на рынке прикуплю, но вот образины у вас, господа, не подходящие.

— Что не так? — нахмурился Алексей.

— Рожи не те, — ухмыльнулся Сёма. — Ты, батюшка, на себя в зеркало давно смотрелся?

— Бороду сбривать не стану, — сжав губы, скрестил руки на груди Алексей.

— Да тебе, бугай, не только бороду обрезать надо, но заодно и рост укоротить на полметра, — захихикал толстый коротышка. — Двухметрового бородатого здоровяка от людских глаз не спрячешь. Молва о верзиле–анархисте далеко разошлась.

— Лады, буду парламентёром от батьки Махно, — нашёл новый образ лицедей. — Бумагу от атамана есть чем заверить. Не зря же, при бегстве из лагеря анархистов, копию полковой печати с собой прихватил.

— А я, чем тебе, Сёма, нехорош? — нахмурил брови полковник контрразведки.

— Вы, ваше благородие, похоже, ещё в кадетском училище железный лом проглотили, — оценив офицерскую выправку фронтовика, ухмыльнулся толстячок–тыловичок. — Да и на холёной физиономии благородное происхождение выгравировано. Нет, «белую кость» пролетарской кожанкой не прикроешь, при каждом движении выпирает.

— Хорошо, Сёма, на одной кожаной куртке ты сэкономил, — согласился с доводами прижимистого начфина Алексей. — Царский полковник походит в своей шинельке без погон, он у нас будет военспецом.