Магнетизерка

Удар пришелся Павлу в висок и свалил его с ног. Император опрокинулся на ширмы, и Зубов, дико оскалившись, начал бить его ногами в тяжелых ботфортах. К Зубову присоединились несколько заговорщиков. Император отчаянно сопротивлялся. Кто-то эфесом шпаги ударил его по голове, а поручик Измайловского полка Скарятин сорвал с себя гвардейский шарф и подал его князю Яшвилю. Князь, навалившись всем телом на Павла, обернул шарф вокруг шеи императора и принялся душить. Павел хрипел и вырывался. К Яшвилю присоединился полковник Татаринов, и вдвоем они затянули на шее императора узел.

— Уложите его на кровать, — приказал Беннигсен, когда все было кончено.

Тело Павла подняли и положили на кровать.

— Найти лейб-медика, пусть приведет его в порядок, — продолжал командовать Беннигсен, спокойно рассматривая картины на стенах императорской спальни. — И не пускайте сюда императрицу ни под каким предлогом.

— Я расставлю вокруг дворца караулы, — произнес генерал Талызин.

— Хорошо, Петр Александрович, — кивнул Беннигсен. — Славная получилась револьюция, не правда ли?

Талызин мельком глянул на барона, ничего не ответил и вышел.

Преображенцы выстроились, ждали во дворе.

— Братцы, император Павел скончался! — прокричал им Талызин. — Да здравствует император Александр!

Солдаты ответили гробовым молчанием.

— Поручик Марин, — обратился потемневший лицом Талызин к начальнику внутреннего караула Преображенского полка. — Расставьте караульные посты.

Когда Талызин вернулся в покои Павла, там уже никого не было, и только лейб-медик Вилие колдовал над трупом с мазями и гримом, дабы наутро бывшего императора можно было показать войскам и императрице в доказательство его естественной смерти. Бледный, с трясущимися руками, Вилие смывал с тела Павла кровь и замазывал раны гримом. Но на лице покойного императора опять проступали синие и черные пятна.

— Господин Вилие, у вас плохо получается. Вы торопитесь и слишком взволнованы. Ступайте в сад, подышите воздухом, успокойтесь, — заявил медику Талызин.

— Но, господин генерал… — попытался было возразить Вилие, однако Петр Александрович повторил ему тоном, не терпящим никаких возражений:

— Ступайте!

Когда лейб-медик вышел, Талызин, приказав страже у дверей никого не пускать, подошел к телу императора. Он посмотрел на его полуприкрытые глаза, вздернутый нос, плотно сжатый рот, затем наклонился и стал шарить рукой под периной. Тот факт, что Павел кладет особо важные бумаги себе в постель, намереваясь прочитать их ночью, Петру Александровичу однажды со смешком поведал граф Никита Панин, инициатор заговора против императора. Никита Петрович был племянником воспитателя цесаревича Павла обер-гофмейстера графа Панина, жил в его доме, и дядя много рассказывал ему о привычках цесаревича, а затем и государя. И вот — пригодилось!

Пальцы Талызина вскоре нащупали угол плотной бумаги. Он потянул его на себя и вытащил на свет одинокого ночника, стоящего на столике в головах постели, довольно большой и тяжелый конверт. Он был распечатан. Выходило, что Павел либо успел прочитать его содержимое, либо вот-вот собирался это сделать.

Петр Александрович поднес ближе к глазам угол конверта с половинкой красной сургучной печати и удовлетворенно кивнул. На сургуче ясно виднелся гербовый оттиск печатки отправителя: под мальтийской короной часть итальянского щита, окаймленного двумя флотскими ленточками с родовым девизом:

IN LUCE LUCET [2]

Талызин сунул конверт за пазуху и выпрямился, и в этот момент в углу за каминным экраном увидел неясную тень. Это была фигура человека высокого роста в шляпе и плаще, топорщащемся с одного бока так, словно под его полой скрывался кто-то еще, много меньше ростом или присевший на корточки. Шляпа его вдруг сама собою стала приподниматься и открыла зловещий взгляд, направленный прямо в зрачки Талызина.

— Ты умрешь, — глухо произнесла фигура, обдав Петра Александровича ледяным холодом.

«Мы все умрем», — хотел ответить генерал отважно и дерзко, но у него ничего не вышло. Пытаясь отогнать видение, он прикрыл глаза и мотнул головой. Когда открыл глаза вновь, за каминным экраном тени уже не было. Талызин глянул на покойного императора, заставил себя криво усмехнуться и, повернувшись, пошел к выходу из спальни, ежась от стекающих по груди и спине капелек холодного пота.

Глава десятая

— Император умер, да здравствует император! — Что пишут «Санкт-Петербургские губернские ведомости». — Случайностей в жизни не бывает. — Сэр Ньютон и Зверь из Жеводана. — Репортеры тоже неплохо стреляют. — Анна Александровна начинает действовать. — Крестьянская дочь Евфросиния Жучкина. — «Крайне странный случай». — Как багровел доктор Иван Карлович Штраубе. — Две скучающие сущности, или загадочные пророчествования ясновидящей блудницы.

Город шумел. Множество людей вырядилось в противуправительственные круглые шляпы и запрещенные ранее сапоги с отворотами — фрондистов императорских указов относительно одежды и поведения в быту оказалось едва ли не половина столицы.