— Послушай, у меня голова идет кругом! Хотя, конечно, твой вопрос уместен. Знаешь, Джек, у всех по-разному — вот единственный и всеобщий закон в любовных делах. Я, нап ример, могу судить только исходя из собственного опыта.
— Это не будет пошлостью с моей стороны или бестактностью, если я спрошу: ты любил маму?
Отец посмотрел на сына.
— Что ж, это моя вина, раз ты теперь задаешь такие воп росы. Поэтому я отвечу. В молодости я во многом напоминал Марка — та же непреклонная решимость совершить что-либо великое, половое воздержание, хотя не в такой категоригорической форме, как у твоего брата. У меня были случайные связи, однако меня они не удовлетворяли. Впервые я увидал Терезу — твою маму — в Нью-Йорке, в 2036 году. На сцене Метро политен-Опера… Мне было двадцать два года, зеленый политик с очень высоким метакоэффициентом и отличной репутацией у попечителей. Ей в ту пору было девятнадцать. Это был ее дебют, она пела главную партию в «Лючии ди Ламмермур». Успех был потрясающий — после спектакля публика вскочила, гром оваций, крики, восторг. Пятнадцать минут аплодисментов!.. Все вокруг заговорили, что родилась новая звезда. Я ничего этого не замечал. То есть для меня это были ничего не значащие слова… Все не о том. Не о главном. Когда я впервые услышал ее голос, у меня… все внутри переверну лось.
— Ты имеешь в виду увеличение либидо? — спросил Джек.
Отец от неожиданности моргнул, потом, отрываясь от воспоминаний, тупо глянул на сына. На лице Джека был написан искренний интерес.
— Давай договоримся так: мне пришлось применить всю свою метатворительную силу, чтобы сохранить контроль над собой. Чтобы не кричать от радости, не топать ногами — ну, и так далее… Слушая ее, я впервые с ужасом подумал, что магия существует, что эта дрожь в моем теле — . прикосновение к чему-то запредельному, одухотворенному. У нее была удивительная, совершенно оригинальная метасила. Дени тогда так и сказал. Потом он добавил, что иначе подобное чудо не объяснишь. Мне не надо было ничего объяснять, я знать ни чего не хотел ни про метасилу, ни про это… как ты его назвал? — либидо. Я знал только одно: если она не станет моей, я погибну.
— Так вы поженились?
— Ну, не сразу. Через пять месяцев. Свадьбу сыграли прямо там, на сцене Метрополитен. Следующие четыре года были счастливейшими в моей жизни. У нас родились Марк, Мари, Мадлен. Все трое с выдающимися оперантскими способностями. Потом пошло… Люк родился с большими отклонениями от нормы, все другие дети рождались мертвыми или умирали через несколько дней. Это была ужасная пора для Терезы. Голос у нее пропал, она очень изменилась. Тесты показали, что ее плоть претерпела какие-то странные мутации — возможно; сразу после рождения нашего третьего здорового ребенка.
— Но Мадлен трудно назвать нормальной.
— Как раз с ее генной основой все было в порядке. Там поработали над ее мозгами — над восприятием, так сказать, жизни.
Джек, слушая отца, внимательно изучал свои лакированные туфли.
— Папа, — неожиданно спросил он, — почему ты и мама перестали любить друг друга? Это случилось потому, что она обманула тебя и не сказала, что беременна мною? Тебе ни в коем случае нельзя было подвергать сомнению свою лояльность к Попечителям?
— Не совсем… Это я ей простил. Все случилось как бы само собой. Мы расстались потому, что… Ну, как тебе объяснить? Мы расстались, ну… потому, что она перестала возбуждать меня. Наша любовь родилась как-то неосознанно и так же иррационально угасла. Возможно, то, что мы испытали, нельзя назвать настоящей любовью — по крайней мере, с моей стороны. Возможно, это был не более чем сексуальный магнетизм. Увлечение… В то время мне и в голову не приходило анализировать свои чувства. Мало кто любит копаться в своей душе.
— А потом?