Магнификат

— Ой пытался рассказать, о чем я просил. Но этого мало. Есть вещи, которые он настолько глубоко прячет в подкорке, что просто не в состоянии выковырять их оттуда. Я бы мог сам все вытащить — он бы даже не заметил, — но я не могу так поступить. У меня руки не поднимаются.

— Твои братья…

— Марк согласился открыть часть своего сознания, но он честно признался, что его опыт вряд ли послужит мне примером. Тем более что и опыта почти нет. Люк заявил, что он с удовольствием готов пожертвовать собой, только он сомневается, что Алмазик будет счастлива иметь дело с гомиком.

Джек воткнул в петлицу небольшой побег с распустившимися на нем миниатюрными розочками, потом открыл другой ящик стола и достал такую же ветвь, приготовленную для отца.

— Понимаешь, папа, я хотел бы знать, что значит быть сексуальным существом. От чего здесь радость испытывать…

Первый Магнат отвел глаза. Впрочем, Джек тоже старался не смотреть в его сторону.

— Ты не обижайся, не накручивай, — сказал молодой человек, — я все понимаю. Это действительно нелегко.

Поль наконец-то обзавелся бутоньеркой и с нарочитым энтузиазмом принялся втыкать ее в петлицу. Затем он придирчиво и тщательно осмотрел жениха, поправил ему галстук.

— Так, лучше не придумаешь. Ты выглядишь просто чертовски хорошо. Если, конечно, так можно выразиться.

— Пошли? — предложил сын. Он взял цилиндр, перчатки и направился к двери. В темной комнате особенно отчетливо посвечивала его аура — она была голубовато-зеленая, с двенадцатью белыми лепестками, окружавшими светящееся облачко.

— Подожди, — сказал Поль.

Джек повернулся. Отец порывисто шагнул к нему, потом на мгновение замер, словно засомневался. Наконец решительно приблизился к сыну, обнял его и шепнул:

— Хорошо, сынок. Приступай. Это будет мой свадебный подарок.

9 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

У меня было ровно две причины — не смейтесь, я подсчитывал — напиться в день свадьбы. Первая: я не мог справиться со страхом. В то же время где-то в душе неожиданно затеплилась искорка надежды.

Мысль о Гидре приводила меня в ужас, руки начинали противно подрагивать. Если она избрала меня мишенью, то охота будет продолжена во что бы то ни стало. С другой стороны, меня спас не кто иной, как Дени. Это обстоятельство ошарашивало. Что ж там происходит с этим монстром — левая рука не знает, что делает правая?..

Анн могла ошибаться… Или, не подозревая того, сама могла оказаться Фурией. Я много размышлял об этом, когда проходил курс лечения. Признаться, после того откровенного разговора в феврале я в общем-то не очень встревожился. Как поступить, мне было ясно с самого начала: сообщить обо всем Джеку и Дороти. Это можно будет сделать на свадьбе, а свадьба летом — значит, можно и подождать. Однако после нападения этой взбесившейся рыбы все предстало передо мной в ином свете. Теперь вопрос шел о жизни и смерти; На меня открыли охоту. В этом следовало досконально разобраться.

По собственному признанию Анн, только два члена семьи могли совершить покушение на малютку Джека в больнице Хичкока: Дени и она сама. Только у них двоих не было пол ноценного, неопровержимого алиби. Кроме того, оказывается, Фурия и ее соблазняла! Я не психолог, но не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы догадаться, что Афина Паллада, яв лявшаяся ей, не может приходить извне. Представим, что какой-то злой дух решил овладеть ее сознанием. Проникнуть в него без ведома хозяйки он не может — Анн слишком сильный оперант. Значит, о ее необыкновенном уважении к древнегреческой богине он тоже узнать не может. Выходит, Афина — порождение ее собственного сознания, какая-то его часть — пусть свихнувшаяся, но решившая овладеть всем ее рассудком. Как тогда Фурия должна поступить? Только так: «соблазнить» хозяйку тем, что наиболее дорого для нее, чьего совета она наверняка послушает. Логично? Вполне.

Тогда зачем Анн, то есть Фурия, приказала Гидре совершить нападение на собственное тело?

Так ведь она же не погибла! Ее поместили в автоклав на год или около того, после чего она станет как новенькая. Тут прослеживается такой замысел: Фурия освобождается от опеки здоровой части сознания и может безбоязненно приступить к осуществлению своих планов.

Но зачем ей настаивать на проверке Дени?