Когда пожарные наконец вывели их из здания, Яна попыталась отыскать взглядом ярко-рыжую шевелюру мамы, но той не было видно. Их встретил бледный Лев Константинович. Мальчишек он обнял, у Яны же просто спросил, как она себя чувствует, и в этот момент ей стало так обидно, что едва удалось сдержать слезы. Мама бросила ее. Вот так просто. Оставила с людьми, которым до Яны нет никакого дела. Как не было дела ее отцу.
В полиции плакать захотелось еще сильнее, потому что впервые в жизни Яна оказалась в безвыходной ситуации. Мама просила ничего не рассказывать, уверяла, что записей с камер видеонаблюдения, на которых Яна подкладывает буклет или же моет чайник, нет. Но могла ли Яна теперь ей верить?
Романа и Диму допросили первыми, и это не заняло много времени. А потом в кабинет пригласили ее.
Лев Константинович, присутствовавший на допросе мальчишек, вновь вошел в кабинет вместе с Яной.
– Пал Сергеич, я послушаю? – обратился он к мужчине в форме, который встречал их в коридоре отделения полчаса назад.
– Да послушай, Лёвушка, послушай.
Услышав такое обращение к боссу, Яна немного воспрянула духом. Видимо, эти двое были хорошо знакомы. Однако облегчение быстро испарилось. С чего она взяла, что босс будет на ее стороне?
– Итак, Полозова Яна Вадимовна. Все верно?
Яна кивнула. На столе перед следователем лежала копия ее паспорта. Яна сперва удивилась, а потом сообразила, что у босса есть копии ее документов. И ее, и маминых.
– А расскажите мне, Яна Вадимовна, как вы оказались запертыми в коридоре?
– Я… – начала Яна и сглотнула, потому что в пересохшем горле нещадно драло. Врачу из скорой помощи она сказала, что с ней все хорошо, но, кажется, погорячилась. У нее невыносимо кружилась голова. Впрочем, так бывало от страха. Врач бы тут вряд ли помог. – Мне позвонил Дима и сказал, что они меня там ждут. И что не могут выйти. Я взяла магнитный ключ и открыла коридор, но замок потом заблокировался. Во время пожарной тревоги у нас блокируют все двери.
– А как молодые люди туда попали?
«Вот и момент истины», – подумала Яна, отсчитывая удары сердца. Наверное, она могла бы соврать. И наверное, в этом не было никакого смысла, потому что мальчишкам не нужно было скрывать правду.
– Их проводила туда моя мама, Полозова Полина Викторовна.
– Угу, – кивнул следователь и поднял на Яну взгляд: – А зачем?
– Она сказала, что не может проводить их в другие помещения без разрешения руководства.
– А ваша мама всегда следовала инструкциям?
– Насколько я знаю, да.
Яна говорила это все механически, как робот, чувствуя опустошение. Все вокруг казалось бессмысленным.
Почувствовав мягкий толчок под локоть, она повернулась к сидевшему на соседнем стуле Льву Константиновичу. Оказалось, что он протягивает ей бутылку воды.
– Выпей.
Яна благодарно кивнула, а он вдруг скрутил с бутылки крышку. Этот жест – жест помощи, жест желания сделать так, чтобы ей было удобно, – будто сломал последнюю преграду. Яна неожиданно для самой себя горько разрыдалась. Она рыдала и рыдала, а босс гладил ее по спине, и она чувствовала его тяжелую и горячую руку даже сквозь ткань пальто. И от этого ей было чуть спокойнее, только плакать хотелось еще сильнее, потому что, кажется, она не заслуживала ничего этого. И, кажется, она даже сказала об этом вслух, потому что Лев Константинович заявил:
– Ну, не тебе, допустим, решать.
Сказал он это с преувеличенно серьезным выражением лица, как, бывало, делал, когда шутил. А еще он почти силой заставил ее попить. Яне очень хотелось спросить: он делает все это в память о друге, для того, чтобы вытащить из нее всю правду и тем самым защитить детей Волкова, или же потому, что она тоже ребенок друга и ей тоже нужна защита? А может, совсем уж невероятное, он просто заботится о ней самой?
Яна хотела обо всем об этом спросить, но вместо этого все рыдала и рыдала. А потом вдруг рассказала всю правду. И про самолетик, и про лимонный сироп. Пока она все это рассказывала, ей очень хотелось умереть, не сходя с места, потому что она предавала маму. И лишь мысль о том, что мама, кажется, предала ее, немного помогала сохранить рассудок.
Когда она закончила, следователь попросил ее сдать телефон. Яна молча сдала. Телефона жалко не было. Было жалко себя и маму. И Льва Константиновича, который смотрел прямо перед собой и больше не шутил.
– Что и требовалось доказать, – пробормотал следователь, и босс поморщился. – Напиши нам адреса и пароли от всех своих почтовых ящиков, – сказал следователь Яне.
И Яна написала. От всех, кроме одного, который мама завела, когда она была совсем ребенком, и на который отправляла каждый год по письму на Янин день рождения, где рассказывала, как она ее любит, и сколько интересного произошло с Яной за прошедший год, и сколько классного ее ждет в будущем. Слезы опять потекли. И на этот раз Лев Константинович не стал ее успокаивать.