Магниты

Вчера Роман и сам был зол, а сегодня их ссора уже виделась ему в новом свете. Он, как ни крути, должен был посоветоваться с Машей перед разговором с отцом. Ну, то есть он все равно не считал, что должен был, но для Маши это было важно, поэтому Роману стоило все-таки поступить иначе.

Яичница подгорела, кофе убежал. Вкупе с пропавшим телефоном можно было считать начало недели просто «отличным».

Телефон обнаружился валяющимся на сиденье машины, и Роман порадовался тому, что машина простояла ночь на парковке, а не где-нибудь на улице. Покупать новый совсем не хотелось. Воткнув разряженный в ноль телефон в зарядку, Роман посмотрел на часы. Если бы каким-то чудом утром понедельника в Москве не было пробок, он поехал бы к Маше, забрал ее у дома и отвез в универ. По дороге попросил бы прощения, пообещал бы больше так не делать, и все бы непременно наладилось. Но правда заключалась в том, что даже до универа он бы быстрее дошел пешком.

Бросив машину на парковке около универа за три минуты до начала первой пары, Роман схватил с подставки телефон, едва не выломав гнездо зарядки, и, на ходу его включая, почти бегом бросился к корпусу. В мессенджер посыпались сообщения от деда, от мамы и от Ляльки. В чате с Машей была тишина. Мама спрашивала, какие у Романа планы на Рождество, дед желал спокойной ночи, а Лялька… Прочитав Лялькино сообщение, Роман споткнулся о ступеньку и едва не навернулся.

«Если бы Андрей увез меня сейчас, ты бы за мной не поехал?»

Сообщение было отправлено вчера. Кажется, сразу после того, как Роман в желании забиться в угол вырубил телефон. Холодея, он набрал Лялькин номер. Пока шло соединение, в голову лезло всякое. Спроси кто-нибудь Романа сейчас, какая пара у него первой, он бы не сообразил. Он вообще вряд ли вспомнил бы, что идет в универ. К счастью, Лялька на звонок ответила, и, кажется, ничего непоправимого не случилось.

Облегчение. Пожалуй, это чувство было основным в первые минуты разговора, а потом смущение от осознания ее детской упрямой влюбленности и… раздражение из-за того, что приходилось выверять каждое слово, каждую интонацию. Провожая бездумным взглядом опаздывающих студентов, он чувствовал себя так, будто ходит по краю обрыва туда-сюда, туда-сюда, словно нарочно делая все, чтобы наконец сорваться.

Когда Роман повесил трубку, пообещав Ляльке приехать, он понял, что плюс у этого разговора все-таки был: несколько минут он не думал о своей вине перед Машей. Правда, теперь вина стала вдвое больше, и, кажется, с этим он уже поделать ничего не мог. Наверное, это все потому, что он придурок, который умеет только ломать.

Маша, как обычно, сидела с Волковым. Занявший свое место Роман почему-то уставился на препода, хотя собирался повернуться к Маше и поздороваться. Но смотреть на них с Волковым было… Тяжело было. И больно. Пусть Роман и дурак, но он ведь ее любит. Правда любит. И все-таки не верит в то, что Маша смогла бы его обмануть и сделать что-то с ребенком от него. Мысли в голове путались, наскакивали одна на другую, и Роман уже не понимал, чего здесь больше: раскаяния, злости, обиды, недоверия или ревности.

Боковым зрением он уловил, как Маша наклонилась к Волкову, и, не удержавшись, взглянул на их парту. Они сидели голова к голове и смотрели на препода, чтобы не спалиться на болтовне. При этом Волков хмурился, пока Маша что-то ему втолковывала. Картина была привычной до зубовного скрежета. Маша наконец почувствовала его взгляд и повернулась к нему. Не улыбнулась. Впрочем, Роман и не ожидал другого. Сам он улыбаться тоже не стал, но прошептал: «Привет». На миг испугался, что Маша не ответит. Но она тоже прошептала: «Привет» – серьезно и весомо. И этим самым вновь будто заземлила Романа. Он почувствовал себя настоящим. Хотя, наверное, это было дико неправильно – чувствовать себя живым и настоящим только тогда, когда другой человек на тебя смотрит и с тобой говорит.

На перемене Роман направился к ним. Сердце бухало в груди так, будто он готовился сдавать экзамен.

– Привет, – негромко сказал он, ни на кого конкретно не глядя.

Димка протянул ему руку, хотя Роман и был готов в очередной раз получить в нос. Не ладилось у них с Волковым, хоть убей.

– Привет, – не поднимая глаз от своей тетради, отозвалась Маша.

Волков перевел взгляд с Романа на нее и объявил:

– Так, я пошел.

– Завязывай уже травиться, – проворчала Маша.

– Угу, – не оглядываясь, отозвался Волков, на ходу затыкая уши наушниками.

Роман набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и попросил:

– Поговоришь со мной?

Маша молча пересела на стул Волкова, и Роман, приняв приглашение, опустился на ее место. Несколько секунд смотрел на Машины тонкие пальцы, суетливо двигавшие по парте Димкину ручку, а потом накрыл ее руку своей.

– Прости, что я не посоветовался с тобой.

Маша шумно выдохнула и прошептала:

– Я не знаю, как теперь твоему отцу в глаза смотреть.

– Да обычно смотреть. Он… нормально воспринял и…

– Нормально?