Магнолии были свежи (СИ)

Дверь за Джейн закрылась, и Мадаленна прислушалась к тому, как шаги медленно удалялись по дороге. Вот, швыркнул гравий, вот скрипнула калитка, еще чуть-чуть, и Джейн пересечет дорогу, а там было совсем недалеко до сторожки мистера Смитона. Она была одна. Первый раз в своей жизни Мадаленна осталась наедине с этим домом. Когда она страдала по садовнику, то ее поддерживали ее же переживания и Эйдин. Было приятно знать, что он где-то там, недалеко, в Портсмуте, и можно было набрать всего один номер, и он оказался бы здесь. Сейчас Мадаленна была одна. Она подошла к телефону и сняла изогнутую трубку. Кому можно было позвонить из этой старой телефонной книги? Все собеседники Хильды либо болели, либо умерли, а сама хозяйка дома, сошедшая с ума еще в молодые годы, теперь протягивала пальму первенства своей внучке.

Мадаленна прошлась по гулкому холлу, перепрыгивая через квадратики черной плитки — раньше в детстве она так играла, старалась устоять на одной ноге, не переваливаясь на белый квадрат. Иногда получалось, иногда она падала. А потом приходила Бабушка и отводила ее в карцер. Сколько лет Мадаленна здесь жила, и сколько дней из этих долги лет она была счастлива? Триста, шестьсот, а после этого тысячи, тысячи и еще тысячи вечного мучения, вечной борьбы с призраками. Дедушка отстроил эту часть дома, как подарок и совсем не подозревал, что выстроил крепость, бастион, где его сноха и внучка буду вынуждены скрываться еще десять лет. Все несчастья были от этого дома, все плохое было от него. Казалось, весь яд прошлой хозяйки впитался в него, и теперь он сам стал серым от той желчи, которая текла по его трубам. Сколько лет Мадаленна мечтала спалить его? И сколько раз Аньеза говорила, что они уедут, обязательно уедут?

Мадаленна приоткрыла дверь в Розовую гостиную и посмотрела по сторонам — везде была рука дедушки: в вазах, в зеркалах, в фортепиано, которое так и осталось расстроенным после его ухода; все было неизменным, достойным, словно ожидало своего старого хозяина и не знало, что тот больше не придет. Мадаленна прошла внутрь и подошла к граммофону. Она его уже давно не заводила, а дедушка очень любил слушать Карузо; в отличие от своей жены он любил все, связанное с Италией. Легко пританцовывая, Мадаленна взяла любимую пластинку: «Потаенная слеза» и бережно поставила ее. Сначала все комната покрылась шуршанием, а потом вместе с громом грянула итальянская ария. Ей слышалось освобождение, мощь, сила и счастье. Солнечные дни в Сиене; им следовало там и остаться. Гремела гроза, и итальянский тенор наравне со стихией выводил арию о вечной любви Доницетти.

В доме стало прохладно, и так же пританцовывая Мадаленна вышла снова в холл к большому камину. Она была одна. Этот дом забрал у нее всех, кого она любила. Отец уехал в командировку, да так там и остался, вечно прикрытый картами и новостями о гробницах. Дедушка зачах и оставил свое сокровище на съедение Бабушке. Аньеза ослабла и не смогла выстоять против оскала Хильды. Филип Смитон умер, и она оплакала его тут. Эйдин, любимый, дорогой, единственный, кого Мадаленна позволила себе любить — ему она закатила такую пощечину, что не могла без смеха смотреть на свою руку, и как такая маленькая ладонь смогла так больно ударить? И, главное, за что? За то, что он ее поцеловал, как она сама этого желала? Во всем был виновен этот проклятый дом, и этот заклятый круг начался именно с него.

Она взяла каминные спички и разложила дрова в камине. Шварканье фитиля глухо разнеслось по комнате и исчезло где-то в Розовой гостиной. Огонь в камине вспыхнул так весело, так жарко, что Мадаленна отшатнулась и улыбнулась. Жар от непотухшего фитиля приятно грел руку, и когда она потрясла спичку, та не потухла. Шершавая деревяшка врезалась ей в руку, она чувствовала, как мелкие щепки царапают ей ладонь, и все равно не могла отвести взгляда от пламени. Маленькое, оно могло натворить так много, исправить все. Огонь всегда создавал новое и разрушал старое. Если голос разума и был, то он все равно затих, когда она зачарованно смотрела на то, как пламя разгоралось все больше от ее поворота руки. Итальянская серенада вдруг достигла своего пика, и отчаяние проступило в голосе главного героя, и она встала с колен. Все началось с этого проклятого дома, все здесь умирали и болели, никто не был счастлив, так зачем все это?