Магнолия. 12 дней

Не знаю, заметил он или нет, но при слове «исключение» меня снова пробила испарина. Хотелось вытереть ее со лба, но я не вытер, я не мог показать свое волнение.

– Но и это не важно. – Аксенов снова оттолкнулся от спинки кресла, снова приблизился ко мне, навис над столом, снова дыхнул на меня перегаром. – Вот видишь, на этой фотографии, – он показал на ту, где Ромик стоял с группой незнакомых мне ребят, – вот эти двое состоят в подпольной сионистской организации. Одни из организаторов. Агитируют, сбивают группы под видом изучения еврейского языка, иудейской истории. Ты сам должен понимать, с чем это связано. – Я не понимал, пожал плечами. – Ну как же, Моссад, ЦРУ.

Тут у меня вообще все опустилось, на сей раз тяжелым, неподъемным грузом. Получалось, что над Ромиком нависло серьезнее некуда, что-то вроде гильотины с широким заточенным ножом.

– А Заславский-то при чем? – пролепетал я не совсем уверенно. – Подумаешь, разговорился с незнакомыми ребятами. Туда вообще общаться ходят, в основном с девчонками, там отличные девчонки попадаются. – Я тотчас осекся и добавил суетливо: – Я так слышал, да и на фотографиях ваших видно. Вот он и разговорился с кем-то.

– Можно, конечно, так предположить. Но мы провели работу здесь у нас, покопали и выяснили, что все куда как серьезнее. – Снова пауза, снова театральная. – Заславский, за которого ты, Толь, заступаешься, лидер подпольной сионистской организации в нашем институте. Понял?! – В голосе больше не слышалось ни панибратства, ни добродушия, одно лишь тяжелое, металлическое давление.

Я бы рассмеялся, если бы мне не было так страшно. Конечно, это была полнейшая чушь. И про секретную сионистскую организацию, и особенно про Ромика. Да его, кроме ремонта автомашин, программирования, ну, и своей Юлии, вообще ничего не интересовало. Какой на фиг Израиль, какой сионизм, какая организация – большего бреда даже в «Кащенко», если по палатам походить, материал пособирать, не услышишь. Надо же такое придумать!

Со здоровой психикой до такого маразма и не дотянешься. Я взглянул на Аксенова. А здоровая ли у него психика? Как-то это все несерьезно для сотрудника ГБ, за которого он себя выдает. Как-то слишком мелко, комедийно мелко.

Но я ничего не сказал, лишь развел руками.

– Чего, не можешь поверить? – по-своему расценил мой жест Аксенов. – А ты сам подумай, откуда у него, например, автомобиль? А? На какие шиши он его приобрел? У нас не у всех преподавателей есть машина, у кандидатов наук, докторов, а Заславский подруливает к институту каждый день на собственном автомобиле. Мы думаем, что здесь не обошлось без заокеанских фондов.

Вот так из комедии мы плавно перешли в фарс. Уж кто-кто, а я знал, как Ромик добывал секретные фонды на свой «Запорожец». По рублю собирал, вкалывая без отдыха четыре года, в то время как этот пронзительный чекист бухает халявный, кстати, коньяк в рабочее время.

– Он мог на него заработать, – предположил я.

Рассказать, как именно Ромик заработал на «Запорожец», я, конечно, не мог. Они бы на него еще одно дело повесили. Кто знает, может, аксеновский план и заключался в том, чтобы я, пытаясь оправдать товарища, доверчиво раскололся и поведал о Ромкиных левых доходах.

– И родители могли помочь, – тотчас поправился я.

– Какие там родители, – отмахнулся чекист. – Мы навели справки, мать у него одна, он без отца рос. Им ее инженерной зарплаты на жрачку да на проезд в метро с трудом хватать должно. А он на автомобиле катается. Да нет, это ему подачку подкинули. Ты-то как сам считаешь? – Он поднял на меня глаза, и тут я понял, что вот именно сейчас весы должны качнуться. Либо в одну, либо в другую сторону.

Потому что, если я кивну и поддакну, то получится, что я на его гэбэшной стороне и сдаю своего лучшего друга. Но и продолжать выгораживать Ромика здесь, в закрытом кабинете, перед человеком, который уже все для себя решил, тоже не имело смысла. Оставался, конечно, еще один вариант – можно было перегнуться через стол и заехать ему со всего размаха правой по скуле. Или, как он сам выразился, втык. Но к такому камикадзевскому геройству я пока готов не был.

– Не знаю, – ответил я дипломатично. – Я не знаю. Подумать надо, переварить все, что вы мне рассказали. Для меня это так неожиданно. – Я развел руками, как бы не находя слов. Впрочем, я их действительно не находил.

– Конечно, ты не ожидал, мы все не ожидали, – одобрительно закивал Аксенов. – Конечно, подумай. И завтра обязательно приходи в институт. Завтра у вас в группе пройдет Ленинское комсомольское отчетное собрание, вот ты на него и приди. Только обязательно, слышишь. Бюллетень – бюллетенем, а это собрание тебе пропускать нельзя. Приди, выступи, скажи, что думаешь, ребята тебя послушают, вы же с Заславским вроде товарищи. Твое выступление будет очень полезным. Но если не придешь, проигнорируешь, то сам понимаешь… – Он похлопал по лежащей перед ним на столе папке. В которой, между прочим, находилось и мое стихотворение.