Магнус с радостью провёл бы так весь рождественский день: обвязавшись фартуком и слушая госпожу Карлсен, болтавшую без умолку. Господин Карлсен довольствовался тем, что кивал и задумчиво поглаживал усы. Он был не из тех, кто влезает в разговоры со своими суждениями.
– О, я и сама была в состоянии вести его хозяйство, – продолжала госпожа Карлсен. – Там и работы-то почти не было. Твой отец у меня как в масле катался, можешь не сомневаться! Но мужчине в его положении необходима супруга. Кто-нибудь, с кем не стыдно показаться в обществе, кто составил бы ему достойную пару. Твоя мама была очень красивой, Магнус, я уверена, что её красота очень помогла твоему отцу в делах. В начале каждого месяца…
Господин Карлсен, оторвавшись от кружки кофе, неодобрительно откашлялся.
– Что, господин Карлсен? Вы находите, что я болтаю лишнее? Но вам всякий это скажет: женщина из приличной семьи не садится за руль автомобиля и не носит брюк. Это так же очевидно, как дважды два четыре.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что отношения между Элизой Миллион и госпожой Карлсен не всегда были гладкими: гувернантке, много лет состоявшей на службе у Миллионов, вероятно, тяжело далась мысль о том, что главное место в доме заняла другая женщина – молодая, красивая, честолюбивая.
– Твоя мама, Магнус, – поспешила добавить госпожа Карлсен, – была очень хорошей женщиной, царствие ей небесное. Она всегда жертвовала собой ради бедных и обездоленных. Столько она всяких дел добрых делала, с утра до ночи кому-то помогала и при этом всегда находила время для тебя. Правда ведь, господин Карлсен?
Господин Карлсен счёл за лучшее осмотрительно промолчать.
– Однажды, – продолжала его словоохотливая супруга, – она даже взяла тебя с собой в этот свой самолёт. Ты помнишь, мальчик мой?
Да, Магнус помнил. Смутное воспоминание, светлое и приятное, запрятанное в самый дальний уголок памяти. А может, он помнил об этом только из рассказов гувернантки – неясно.
– Расскажите ещё раз, госпожа Карлсен.
– Ну хорошо, только не забывай помешивать…
Магнусу было тогда четыре или пять лет. Конечно, мама в тот раз вела самолёт не сама, за штурвалом сидел инструктор, которого она с огромным трудом выписала себе вместе с самолётом. Весельчак, в ненадёжных воспоминаниях Магнуса наделённый костистым лицом, немного напоминал господина Карлсена: у него были такие же усы, похожие на велосипедный руль. Магнус сидел сзади, на руках у матери. Воздух в это весеннее утро был голубым и свежим, и он испытывал сладостный страх от осознания того, что они подвешены высоко в воздухе, но при этом он чувствует себя так безопасно, прижимаясь к ней, – он до сих пор ощущал на щеках дрожь от нежного прикосновения маминой мохнатой шубы.
Временами скорость становилась такой большой, что слёзы замерзали, едва накатившись на глаза. «Смотри! Смотри!» – шептала Элиза Миллион на ухо сыну. И там, на жёлтом поле, которое служило им посадочной площадкой, рядом с машиной, отсюда сверху похожей на игрушечную, стояла, подперев бока руками, крошечная госпожа Карлсен и кричала им, чтобы они были поосторожнее, но её никто, конечно, не слышал.
– Я с ума сходила от беспокойства, можешь себе представить. Потащить с собой ребёнка на аэроплане, ну это же надо такое придумать! К тому же когда ты госпожа Миллион и должна всем подавать пример. Ну разве я не права, а, господин Карлсен? Во что превратилось бы общество, если бы женщинам вздумалось во всём стать равными мужчинам?
Господин Карлсен ничего не ответил, и неспроста: допив кофе, он давно бесшумно покинул кухню и спрятался у себя в гараже: ему было куда приятнее копаться в двигателе лимузина, чем в воспоминаниях жены.
А она тем временем продолжала:
– Так устроен мир, мой мальчик: в нём есть мужчины и женщины, есть местные, а есть иностранцы, учёные и невежды, богатые и бедные… Посмотри вокруг, и ты увидишь, что я права. Так повелось, и ничего с этим не поделаешь. Я вот уже больше пятидесяти лет состою на службе в этой семье. Ты хоть раз видел, чтобы я надвинула на ухо кепку и принялась разгуливать по дому и орать, как эти демонстранты из Нижнего города?
Магнусу хватало благоразумия не противоречить госпоже Карлсен. Образ, который она нарисовала, был ужасно смешным. Но то, что он узнал о своей матери, о её непокорном нраве и отчаянном стремлении к независимости, почему-то наполняло его радостью. Возможно, всё дело в том, что сейчас Рождество, такой день, когда хочется, чтобы весь мир стал лучше, чем он есть на самом деле.
– Как я частенько говорю господину Карлсену, – если бы Богу понадобилось, чтобы мы были господами, Он бы не сделал нас теми, кто мы есть. Все эти крикуны из Нижнего города и их пустая болтовня ничего не изменят.
– Но ведь нет ничего плохого в том, чтобы хотеть выбраться из нищеты, – рискнул заметить Магнус, вспомнив залатанные чулки Мимси Покет. – Это несправедливо, что у нас есть всё, а у них…
– Почему ты веришь всему, что они говорят?
– Я не знаю…
Кухарка принялась бранить его на чём свет стоит: