Магомед, Мамед, Мамиш

Прочел и отогнал. "Ну вот, только дал себе слово не спешить с выводами,это он по дороге себя убеждал,- а уже готов взорваться. Не в комнате же они! (Как буд-то это имеет значение.) И Мамиш не похож на уходя-щего, он только что пришел (это существенно?)". И все же, как это случалось не раз, больно кольнуло в груди. Страх вытеснил все другое. "Надо показаться врачу". Ночью хватается за сердце: "Остановилось! Не бьется!" Или застучит быстро-быстро изамрет, будто навсегда. Хасай понимает, что в такие мгновения надо - так ему говорил знакомый врач - лежать тихо, не поддаваться панике, и все пройдет. "Но не бьется!" И Хасай вскаки-вал, садился, шарил рукой по груди. Рена просыпалась, , но не подавала виду, пусть успокоится, Хасай мнитель-ный очень, его легко убедить, уложить при малейшем недомогании. Вот и сейчас Хасай не имеет права выда-вать незваному гостю, пусть даже и сыну сестры, что у него болит сердце. Но боль, нежданно возникнув, тут же и прошла. И это наполнило Хасая маленькой радо-стью, показалось: гору на гору перетащит, не устанет. И гнев остыл, ушел с болью. Мамиш - это было видно сразу - только недавно пришел, и не чужой ведь, сын родной сестры, племянник его, парень бесхитростный, друг-брат Гюльбалы, в некотором роде замена ему'. И Рена - ну что ей в нем, в Мамише?

- Какими судьбами? - спросил.- Чего в коридоре стоишь, проходи в комнату.

И Мамиш... Мамиш сказал, что в микрорайоне товарищ из его бригады живет, заболел, пришел проведать, за-одно и завернул к дяде, а его дома нет. И умолк.

ты подонок! ты взяточник! ты негодный че-ловек! ты! ты!

И никто не слышал, как Мамиш плюнул себе в душу. Плюнул, а потом срезал рукой воздух, прошел в ком-нату и все же решился, выпалил:

- Выдумал я про товарища!

- ???!!

- Пришел поговорить откровенно.

Будто бросился с эстакады в море, пошел ко дну, а по-том вынырнул, оглянулся и, широко размахивая рука-ми, рванул вперед.

- О чем?

Мамиш сказал и поперхнулся, голос дрогнул. Гулко за-стучало сердце. Стрела была выпущена. И неведомо как завершится разговор.

Мамиш пытался унять дрожь в голосе, но не мог. Встал. Хасай обнаружит его робость и примет за слабость.

- Рена! - И тут же при Мамише снял брюки, бро-сил на диван, чтоб потом повесить вместе с пиджаком в шкаф, надел пижаму. В дверях появилась Рена.

- Готова еда? - И Мамишу: - Начинай, кого ждешь?

- Серьезный разговор.

- Тем лучше... Не жди, рассказывай.- Повесил брюки на вешалку в шкаф.- Ну вот, я готов!- Сел, за-курил сигарету, прищурился, внимательно посмотрел на Мамиша: "Послушаем, с чем ты пришел..."

- Наша жизнь -=- сплошная ложь!

- Ну, зачем же так? Давай попроще.

- Жизнь нашей семьи.

- В чем именно?

- Во всем!

- И кто в этом виноват?

- Ты прежде всего! И в смерти Гюльбалы тоже ты

виноват!

"Вот она, неблагодарность! Он ее ждал!!"

- Рена, ты слышишь, что говорит этот... мерзавец!

Рена - ни звука, вся внимание. И не помнит, как по-дошла к плите, газ зажгла. Спички словно и не брала.

- Ай да сын Кочевницы!..

Хасай знал, что когда-нибудь этот Мамиш... "Ждал я,

ждал!.."

Мамиш молчит.

- Уж не Хуснийэ ли прислала тебя?

- При чем тут Хуснийэ?

она такая же, как ты!

- Так вот, пойди и скажи Хуснийэ-ханум, послав-шей тебя ко мне, что я ни на что не посмотрю, приду и на сей раз до смерти ее изобью! Пойди и скажи, а с тобой мы потом поговорим!

- Меня никто не посылал. Ложь...

- Что ты заладил одно и то же?! Ложь да ложь!..- перебил Мамиша Хасай.

- Гюльбала, думаешь, случайно выпал?

- Кто ж его вытолкнул? Уж не ты ли?! может, и я...

- Или Рена виновата? Может быть, она?

- Да!

- Ну, Мамиш, и с этим ты посмел прийти ко мне?!

- И ты, и Рена!

В комнату ворвалась Рена.

- Клевета! Все выдумал! В бреду сочинил Гюльба-ла!- Вены на шее раздулись, голубые-голубые, а на лице багровые пятна. Пошла на Мамиша.- Выдумал, да! Завидуете Хасаю! Они твои враги, Хасай! Я гово-рила тебе! Заживо в могилу хотят тебя!

- Что ты! Что ты! - растерялся Хасай, забыв о Мамише.- Успокойся, пожалуйста!.. Успокойся...- Он мельком бросил взгляд на Мамиша и прочел в его гла-зах злорадство. "Простить не может!"-Что ты ска-зал Рене? Что?! Рену обидеть?! Да я с тобой знаешь что сделаю! До смерти не оправишься!

- Пусть сама расскажет!

- Что ты мелешь?

- О любви своей!

- Да я тебя...- поискал глазами, схватил хрусталь-ную пепельницу на ковровой скатерти.

- Чего не открывали? - влетел в комнату Октай.- Я целый час звоню!

То ли услышал, то ли понял, что ругают Мамиша, или лицо матери напугало его, Октай сообразил, что это из-за Мамиша так кричал отец и мать на себя не похожа.

Вспыхнуло в нем, загорелось что-то внутри, и он ки-нулся на Мамиша, даже больно ущипнул, и Хасай как держал пепельницу, так и остался стоять - бросит, может попасть в ребенка или напугать его... Видел од-нажды. Октая таким взвинченным, долго не могли ус-покоить; подскочила температура. Хасай и Рена поссо-рились, и Октай бросился вот так, как теперь, защи-щать мать.

- Уведи мальчика! - крикнул Хасай Рене. Та пыталась оттащить Октая, и он, брыкаясь и выры-ваясь из рук, все хотел ударить Мамиша в лицо, да ру-ка не доставала.