Магус

— Благодать, конечно, не настанет, — засмеялся гость. — Но даже будучи закопанным, клад станет приносить людям добро. А откопают ли? Рано или поздно, конечно, откопают — клады ведь для того и зарывают, чтобы их откапывали. А до той поры будут меж людьми ходить легенды о нем — хотя о том, как оно здесь у нас на самом деле случилось… — И он улыбнулся снова. (Уж он-то знал, что, хоть Андрий не нарушил своего обещания, однако в сундучок кое-кто заглядывал. И знал, почему и где потерял свой червонец Мыколка…) — Что ж, прощай, Андрию.

— Доброй дороги, — сказал ему Ярчук — и долго-долго провожал гостя взглядом, даже когда тот, поднявшись по склону, уже скрылся за облаками.

А звон по-прежнему разносился меж небом и землею, и в какой-то момент Андрий перестал понимать, что же это бьется — колокол или его собственное сердце; и есть ли разница между тем и другим — бог весть…

Легенда

Хотя, конечно, как оно там на самом деле было — бог весть…

Ну, дед мой про ту легенду забыл — да вспомнил, когда совсем туго с деньгами стало. Ну и начал копать. Только там одна примета была: найти заветное место можно было раз в году, когда (в такой-то день), в полнолуние, ровно в полночь, лунный луч падал через расщелину в стволе — и там, куда он указывал, нужно было копать.

В первый же год, только начал дед рыть, увидел он человека в плаще с глубоким капюшоном. Подошел человек к нему, покачал головой — и ушел.

Ничего тогда дед не выкопал. Деньги занял, кое-как перебедовал, но мысли вырыть клад не оставил. На следующий год снова пошел копать — и снова увидел того человека, который, ничего не сказавши, ушел. И снова ничего не выкопал.

И только на третий год подошел незнакомец к деду. Положил ладонь ему на грудь, где сердце, и сказал: «Не там ищешь». И ушел.

С тех пор перестал дед ходить на курган. Жил долго, умер, говорят, счастливым. А клад, наверное, и по сей день…

Послесловие для внимательного читателя

Есть такая категория читателей — внимательные, и я к таким читателям отношусь с особым уважением. Они, несомненно, уже заметили, что действие повести происходит в некоем условном средневековье Украины, где-то между основанием Запорожской Сечи и началом войн Богдана Хмельницкого. И уже, конечно, читатели поняли, что автор ни в коем случае не является татаро-, еврее- или полякофобом — а попросту описывал реально существовавшие в указанный исторический период взаимоотношения между украинцами и представителями этих народов. Что же касается слова «жид», то читатели, я уверен, знают: в средневековой Украине оно не считалось оскорбительным (в отличие от слова «еврей»).

Они же, эти читатели, наверняка «вычислили», что писатель при работе над повестью явно пользовался так называемой «специальной литературой» — в первую очередь записками Гийома де Боплана об Украине и очерками Яворницкого о запорожских козаках, а также книгами по славянской демонологии и фольклористике, в частности, трудами Зеленина, Максимова, Потебни и пр.

Вот за внимательность и понимание я и хочу поблагодарить тех, кто дочитал книгу до этих строк: спасибо!

Также автор высказывает благодарность Андрею Валентиновичу Шмалько за консультации по вопросам исторических реалий Украины XVI–XVII столетий.

Киев, май — июль 2001 г.