Конец апреля меня конкретно вымотал. Макс всё-таки меня продинамил. И я опять же сотню раз пожалела, что в который раз полезла в дебри и зачем-то навязалась Облакевичу. Ничему жизнь меня не учит. Сама же потом от этого страдаю. Никак не могу успокоиться и плачу по вечерам. А самое главное – виню его же в том, что он сломал мне жизнь. Хотя его вины здесь нет, я просто не тот человек, который ему нужен.
В четверг, двадцать девятого, мы с Настей договорились застать Облакевича в своём классе и подозвать его на разговор. Я просто хотела поговорить с ним с глазу на глаз и спросить, почему ему трудно ответить на мои сообщения. Просто хотела узнать, что он вообще на самом деле думает по этому поводу.
Наша с Маркизовой спецоперация после шестого урока началась! Как мы выяснили, подглядев в расписании, у их класса именно сегодня есть седьмой урок, что нам как раз на руку. Значит, Макс никуда не уйдёт и его можно будет подкараулить. На перемене после шестого урока мы тихонечко стояли у дверей их класса и ждали, пока кто-нибудь выйдет. Вот Настька уже постучалась к ним в класс и рукой подозвала Облакевича. Но самое интересное здесь то, что я струсила в самый подходящий момент и просто убежала. Маркизовой пришлось всё самой разруливать и отправлять Максима обратно в класс. Правда меня она потом тоже сильно за это выругала.
Пока у их класса шёл седьмой урок, Настя вовсю помогала мне набраться смелости и сил, и всячески меня подбадривала. Моё сердце стучало так громко, что, казалось, его слышит вся школа. Когда, наконец, заветный звонок прозвенел, и из их класса начали выходить люди, моё сердце начало стучать ещё сильнее. Я думала, что сейчас мой голос просто будет дрожать, и я ничего не смогу сказать, но Настин подбадривающий голос до сих пор звучал в моей голове.
Когда я увидела, что из двери вышел Макс, а Маркизова его остановила, меня просто бросило в жар. Она что-то сказала ему и указала рукой на меня. Я стояла у окна и смущённо улыбалась. Максим бегло посмотрел в мою сторону и, сказав что-то краткое моей подруге, ушёл… Тогда-то я поняла, что Облакевич не хочет со мной разговаривать. Совсем не хочет.
Маркизова подбежала ко мне сразу же, грустно смотря на меня.
– Я сделала всё, что могла, Ульян…
– Я понимаю, спасибо, Насть, но это, кажется, всё… Больше здесь никак не повлияешь…
Я даже сама в тот момент не узнала свой голос, было ощущение, что это говорит кто-то другой, не я. Он был каким-то истеричным, и совсем чужим…
– Что он хоть сказал?
– Сказал, что он очень боится. Что ему даже смотреть на тебя страшно.
– Я такая уродина?
– Да ну не-е-ет! Он имеет в виду, что знает ведь, что тебе нравится, поэтому и страшно.
– А почему он тогда ничего не ответил ВК?
– Про это не знаю, – пожала плечами Маркизова. – Он просто боится, Ульян, и всё. Здесь вся причина.
– И как его расшевелить?
– А фиг его знает! Но ты главное не переживай, слышишь? Ты обязательно справишься… Бывают, Ульян, в жизни ошибки, их все совершают. Всё будет хорошо… Пожалуйста, не переживай из-за него!
Я, уже не сдержавшись, заплакала. Мне было горько и очень больно. На вкус это как что-то предательское… Просто хотелось в такие моменты испариться и не знать этого человека.
В начале майских праздников я только и делала, что плакала. Я не могла ничем заниматься, не могла просто оставаться наедине со своими мыслями и не могла вообще нормально общаться с людьми. Я просто просиживала целыми днями штаны и изредка смотрела слезливые мелодрамы.
Сегодня утром мне пришло сообщение от Настьки:
Все праздники мы практически не списывались и тем более не виделись, поэтому я очень обрадовалась её сообщению. Жаль, что с Нелькой нам до сих пор очень сложно общаться. Она стала совсем закрытой, агрессивной и вечно без настроения. В общем-то, лучше к ней в таком состоянии не лезть. Что мы с Маркизовой и не делаем.