Маячный мастер (СИ)

Он дождался, пока Сергей обменяется несколькими фразами с капитаном «Квадранта» (разговор шёл на местном языке, но по жестикуляции набежавшего рыжего боцмана Казаков догадался, что речь идёт об их багаже), поднялся, кряхтя, с монументального чугунного кнехта, вкопанного в землю у края пристани, и вслед за спутником пошёл вдоль по улицы. Она носила оригинальное название «Припортовая», и Казакову приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в следы жизнедеятельности местного общественного и грузового транспорта. Раза два он едва не полетел с ног — булыжники, которыми была вымощена улица, были округлыми, выпуклыми, разного размера, отчего каждый шаг приходилось рассчитывать, чтобы не споткнуться самым унизительным образом. Передвигаться непринуждённо по таким мостовым — это особое искусство, к которому Казаков в последний раз прибегал в начале нулевых, в Риге — или там камень был всё-таки тёсаный?

— Может, подыщем тебе трость? — предложил Сергей. — Такую, знаешь, чёрного дерева, с костяной рукояткой. Есть тут подходящая лавочка — там и трости с клинком имеются, и даже с фляжкой в шафте!

— Где-где? — не понял Казаков.

— В шафте. Это так палка у трости называется. Её делают полой, а внутри — либо шпажный клинок, либо фляга, либо ружейный ствол, однозарядный. Что захочешь, то и сделают, здесь это не проблема.

— Обойдусь как-нибудь. — буркнул, подумав, Казаков. — Я что, по-твоему, инвалид? Просто непривычно, вот и спотыкаюсь.

— Да причём тут — инвалид, не инвалид? — искренне удивился спутник. — Здесь вообще в обычае ходить с тростями. И, кстати, шляпу носить тоже придётся, если не хочешь выглядеть прислугой или городским оборванцем!

Казаков огляделся. Действительно, попадавшиеся навстречу мужчины — из тех, что посолиднее, немолодого возраста — были все до одного с двумя упомянутыми аксессуарами.

— Ну, надо, так надо. — ответил он. — Я что, спорю? Только сначала заглянем в этот твой «Белый Дельфин». Соловья баснями не кормят — помнишь такую присказку?

— И не поят тоже! — весело отозвался Сергей. — Так мы уже пришли, неужели не видишь?

И показал на деревянную, ярко раскрашенную вывеску, изображающую белого дельфина на фоне аквамаринового моря. Дельфин озорно ухмылялся и махал плавником, завывая клиентов в полуподвал, где и располагалось заведение. В левом плавнике он сжимал здоровенную кружку с пышной шапкой пивной пены.

— Деньги-то у тебя есть? — осведомился Казаков. — На халяву тут вряд ли нальют…

— Есть, а как же! — Сергей продемонстрировал собеседнику небольшой, многозначительно звякнувший мешочек. — Только, уж прости, карточки здесь не принимают, да и купюры тоже не в ходу. Платить будем по старинке, звонкой монетой.

Казаков вздохнул и принялся спускаться по стёртым каменным ступенькам.

Когда они выбрались, наконец, из «Белого Дельфина» — если верить настенным часам, проведя в заведении не меньше трёх часов, — Казаков уже иначе смотрел на происходящее вокруг. Дело, наверное, было в самой таверне, в её в обстановке, напоминавшей интерьер ресторанчиков, оформленных в смешанном стиле одесского «Гамбринуса» и «моряцких» забегаловок где-нибудь на набережной Сочи. Сколоченные из цельных дубовых досок столы и скамьи; кружки, глиняные, оловянные, стеклянные, которые шустрые мальчишки в белых фартуках наполняли по первому знакуэлем, сидром или рубиново-красным вином. Монументальный, занимающий половину стены очаг, где на жаровнях и в глиняных горшочках жарились, запекались, тушились на угольях разнообразные деликатесы, по большей части морского происхождения. Сваленные в углу огромные корзины, из которых капала на дощатый пол вода и свисали пучки влажных водорослей, ясно свидетельствуя, что рыбы, креветки и прочие морские гады изъяты из естественной среды обитания не далее, как сегодня утром. Закопченные толстенные балки под потолком походили на бимсы, поддерживающие палубы старинного парусника — а может и не старинного вовсе, а одного из тех, мимо которого они недавно прошли. С балок свисали рыболовные сети, оплетённые канатами стеклянные шары-поплавки и чадящие масляные светильники' — от них потолок местами стал бархатно-чёрным.

Явившаяся на зов хозяйка заведения предложила принести раздвижную ширму, чтобы гостям (Казаков машинально отметил, что его спутника в заведении, похоже, неплохо знают) не мешали прочие посетители. Они были под стать антуражу: не курортники, с любопытством пялящиеся на экзотику, не наскоро перекусывающий офисный планктон — рыбаки, матросы, молодые люди в форме с якорьками и золочёными шевронами, горожане, рассматривающие за чашечкой кофе газеты, все сплошь на незнакомых языках…

От ширмы друзья отказались — народу в заведении было немного, говорили посетители тихо, кружками по столам не стучали. Время шумного застолья, как пояснил Сергей, настанет позже, с закатом солнца — тогда на низком подиуме возле очага появится скрипач, смахивающий на чернявого одесского грека, как их описывал Куприн.