Комнатные двери в доме матушки Спуль были изготовлены из солидных дубовых досок и снабжены — разумеется, для спокойствия постояльцев! — коваными засовами. Обычно я им не пользовался — зачем? — но сейчас спрыгнул с кровати, запутавшись ногами в одеяле, и чуть ли не в падении лязгнул массивной железякой, загоняя её в петли. И вовремя — мгновением позже на дверь снаружи обрушился град тяжких ударов, перемежаемых грубой зурбаганской бранью. Я отскочил в сторону — как бы не пальнули сквозь дверь! — и раскачав шкаф, обрушил его поперёк входа, получив, таким образом, отсрочку в три, а то и пять минут. Потом неведомые агрессоры догадаются принести снизу кочергу или топор — и тогда моя фортификация долго не продержится.
Так… штаны, башмаки — без носок, некогда! — сорочка… Я с грохотом выдвинул ящик стола, схватил кожаную сумку с астролябией,подхватил куртку — и совсем, было, вскочил на низкий подоконник, когда сообразил, что злоумышленники вполне могли оставить на улице кого-то из своих. Выглянуть, прикрываясь сдвинутой портьерой — так и есть, возле крыльца маячит тёмная фигура, и в правой руке у неё поблёскивает металл…
На дверь обрушился тяжкий удар, дубовые филёнки затрещали. Похоже, нападающие вытащили из соседней комнаты комод и воспользовались им, как тараном. Ещё удар — от косяка полетели щепки, но дверь держала… пока. Ещё на два-три удара её хватит, а потом…
Ловушка? Похоже на то. Как назло, карабин и револьвер остались на «Квадранте», так что кроме ножа, оружия у меня не было.
Или было? Я кинулся к кровати, отшвырнул в сторону подушку. «Дамский сверчок» был на месте — там, куда я положил его, укладываясь в постель. Я делал это всякий раз, укладываясь в постель, неважно, где это случалось — здесь, в доме у матушки Спуль, в лоцманской каюте и даже в будуаре моей пассии. Тави каждый раз весело возмущалась, но так и не сумела отучить меня от этой привычки.
Я схватил пистолетик, переломил — оба патрона на месте, ещё четыре штуки в кармане куртки. Слишком маленькая рукоятка неудобно легла в руку, палец просунулся в кольцо, заменяющее спусковой крючок. Я вернулся к окну, и поднял пистолетик, прекрасно понимая, что попасть из этого огнестрельного недоразумения в цель, стреляя из окна второго этажа, можно только по очень большому везению.
Таран снова грохнул, и на этот раз полотно двери треснуло сверху донизу. Я задержал дыхание, навёл стволы-коротышки на цель — и, досчитав до трёх, нажал на спуск. «Сверчок» громко хлопнул, выбросив облачко сизого дыма, кургузая рукоятка толкнулась в ладонь — и я не поверил своим глазам, когда стоящий возле крыльца человек повалился, как подкошенный, лицом на вымощенную кирпичом дорожку.
За спиной оглушительно затрещало, загрохотал опрокидываемы комод и дважды хлопнул револьвер. Одна пуля расщепила оконные переплёт, другая пробила стекло. Третьего выстрела я дожидаться не стал — пальнул в сторону атакующих, стулом высадил окно и вслед за осколками стекла прыгнул в высаженные вдоль фасада розовые кусты.
VII
Ночной город был пуст, тих, молчалив. Редкие прохожие испуганно шарахались от бегущего типа с пистолетом в руке и исцарапанной в кровь физиономией — близкое знакомство с розами матушки Спуль не прошло для меня даром. Я, как мог, старался избегать оживлённых улиц. держась в тени домов, ожидая, что вот, сейчас из очередной подворотник кинется наперерез чёрная фигура в маске (я успел заметить, что в ломившиеся в дом на Смородиновом прятали свои лица под полумасками, словно в дешёвой оперетке) с револьвером или ножом. На бегу я ухитрился перезарядить «сверчок», растеряв при этом половину патронов — и больше всего боялся принять с перепугу за убийцу какого-нибудь законопослушного зурбаганца и выпалить в него. Встреч с полицейскими я тоже старался избегать — а вдруг у этих негодяев свои люди в полиции, и меня под шумок попросту прирежут в участке? Вряд ли, конечно, в Зурбагане и близко нет того криминального беспредела, что творился в оставленных мною девяностых — но за мной-то явно охотятся не уголовники а люди посерьёзнее!
Сворачивая со Смородинового переулка, я оглянулся — нет, погони не видно, и на том спасибо… Окна первого этажа были освещены и при виде этого я испытал укол совести — бедная матушка Спуль, ей-то за что все эти приключения? И Входную дверь выломали, и перепугали до смерти — а ведь свободно могли и пристрелить! К счастью, злоумышленники стреляли просто так, для острастки — перепрыгивая через тело, распростёртое на дорожке, я заметил мелькнувшее в дверном проёме мертвенно-бледное лицо домохозяйки. Интересно, мелькнула где-то на задах сознания мысль, примет ли она снова беспокойного постояльца? Боюсь, что нет — а ведь я успел уже обжиться на Смородиновом, привык…