Казаков поймал переброшенный с полубака бригантины канат с петлёй на конце; матрос на «Квадранте» упёрся в планширь шхуны отпорным крюком, налёг, между бортами возникла и стала шириться полоска озёрной воды. Одновременно на грот-мачте «Квадранта» с громким хлопком развернулось полотнище марселя, взвился и заполоскал стаксель. Бригантина увалилась под ветер — и пошла, к покачивающемуся в трёх сотнях метров баркасу-бую. Поравнялась с ним, лихо выполнила поворот оверштаг — даже с такого расстояния услышал, как хлопнул марсель — и стала набирать скорость, держа курс на Маяк.
— Чего ждём? — заорал с кормы Сергей. Он уже вздёрнул на бизань треугольный парус, намотал шкот на утку и обеими руками держался за румпель. — Грот поднимай — от «Квадранта» отрываться нельзя, потом, на Фарватере нипочём не догоним!
Казаков кивнул и один за другим распустил узлы, удерживающие примотанный к гику парус. Вдвоём с Тирреем они разобрали снасти.
— И-и-и — взяли!
Гафель дрогнул, пополз по мачте вверх.
— Ещё — взяли!
Огромное полотнище дёрнулось, развернулось под напором ветра и оглушительно захлопало.
— И-и-и — ещё! Взяли!
Пятка гафеля доползла по мачте до положенного места. Тиррей крикнул «Готово!» — по-русски, отметил Казаков, выучил всё-таки, — и тремя заученными движениями намотал гардель на утку. Казаков выбрал дирик-фал, следя, чтобы парус приобрёл нужную округлость, закрепил ходовой конец — всё, порядок!
Он вытащил из нагрудного кармана очки, нацепил на нос — и увидел прорезающий серенькое карельское небо луч Истинного Маяка. Шхуна набрала ход, обогнула баркас-буй и теперь шла точно на Маяк — в галфвинд с сильным креном, чертя планширем по озёрной волне. Всё, посторонние мысли прочь — теперь только брызги в лицо, жёсткий, царапающий ладони гика-шкот, и рёв ветра, что гонит «Штральзунд» и его команду вслед за 'Квадрантом. Вперёд, к Фарватеру, на свет Истинного Маяка… в неизвестность.
Он так и не выяснил, что имел в виду Киплинг под западным Крестом, но сейчас это не имело ровно никакого значения — ни его, ни Близнецов, ни другие созвездия земного неба не было отсюда видно. Да и опыта им едва-едва хватало — конечно, Серёга не впервые ведёт «Штральзунд» по Фарватеру, но куда ему до Валуэра, который считает такие переходы сотнями, если не тысячами. И, тем не менее — дистанция до «Квадранта» не сокращается и не растёт, и когда придёт время — можно надеяться, что старый друг сделает всё, как надо.
Впервые Сергей перепел эти стихи под гитару ещё в конце восьмидесятых, когда они с Казаковым ходили в парусные походы вместе с московскими последователями крапивинской «Каравеллы». Там пели совсем другие песни — но и Киплинга приняли «на ура». Правда, длиннейшую балладу о трёх котиколовах' мало кто запомнил до конца, Серёга исполнял её в одиночку а вот другие — скажем, «Пыль от шагающих сапог…», «Наше море кормили мы тысячи лет…» или стихи из «римского» цикла — подпевали охотно. Позже в честь одной из браконьерских шхун назвали беломорскую дорку — и вот сейчас Казаков, как в старые времена, стоял на палубе «Штральзунда», и надсаживая связки, старался перекрыть рёв ветра: