Майада. Дочь Ирака

Повисла напряженная пауза. Майада пожалела о том, что захотела узнать новости. Она старалась стоять спокойно, хотя мечтала убежать и скрыться в своей спальне, спрятаться в знакомом месте, взяв в руки любимую книгу, чтобы забыть о жестокости окружающего мира. Она облизнула губы и приготовилась слушать.

— Я пришла в участок, как мне велели, — рассказывала Ум Сами. — У ворот ждали сотни людей, но наша фамилия была в списке, и нас впустили внутрь. Охранники обращались с нами очень вежливо, ведь сам доктор Фадиль заинтересовался нашим делом. Нас провели в квадратную комнату. В дальнем углу комнаты находилась большая дверь: она вела в огромную морозильную камеру, куда поместили десятки трупов. Я была в шоке, потому что, когда шла в парк Аль-Садун, верила, что найду сыновей в камере и приведу их домой. Нам велели прочитать список, чтобы выяснить, есть ли там фамилии наших детей. Мы внимательно просмотрели его, но их там не было. Тогда нас провели в другую комнату. В ней стояла ужасная вонь, и мне пришлось прикрыть рот абайей. Внутри лежало множество тел, но я сразу увидела сыновей. Когда они были живы, между ними существовала удивительная связь, она не исчезла и после смерти. В этом кошмарном месте они сидели бок о бок. — Ее губы задрожали, и она быстро-быстро заговорила: — Моих дорогих сыновей жестоко пытали: лица, руки и ноги покрывала черная запекшаяся кровь. Я видела следы ожогов.

Я закричала, но охранник грубо оттащил меня назад. «Ты! Хватит орать!» — приказал он. И мне пришлось запихнуть себе в рот абайю, чтобы заглушить рыдания.

Муж опознавал сыновей, а я рассматривала комнату. Неужели здесь мои несчастные дети сделали свой последний вдох? Я видела то, чего не должна видеть ни одна мать. Я видела молодого человека, на голой груди которого остался кровоточащий след от электрического утюга. Другому разрезали грудь от шеи до живота. Третьему вырвали ногти. Четвертому выдавили глаза, и они свисали на избитое лицо.

Они сказали, что нам повезло! Повезло! Ты можешь в это поверить? Они пояснили, что им поступил особый приказ доктора Фадиля выдать нам тела сыновей. Охранники отказались говорить, почему их арестовали, хотя я не удержалась и спросила: неужели за неосторожный взгляд полагается смертная казнь? Мне было велено закрыть рот, тайно похоронить сыновей и никогда не рассказывать никому о том, как их убили.

Ум Сами судорожно прижалась к Майаде.

— Если бы не ты, я бы продолжала их искать. Спасибо тебе. — Обернувшись, чтобы осмотреть сад, словно за деревом с ароматными цветами может скрываться сотрудник «Мухабарат», Ум Сами с горячностью сказала Майаде:

— Уезжай из Ирака, если можешь. Раз они забрали моих ни в чем не повинных сыновей, значит, никто не может чувствовать себя в безопасности.

Майада обняла Ум Сами. Она ушла, не сказав ни слова. Майада была так поражена смертью двух мальчиков, что приятный запах белых цветов теперь приносил ей одни мучения. Красивые деревья превратились в грозные колонны. Плотные тяжелые листья мешали проникнуть в сад очищающим лучам солнца. Воздух в груди был отравлен горем, а тропинка, по которой она быстро шагала, уводила из самого мрачного места на земле.

Майаду так опечалил рассказ Ум Сами, что она ни с кем не поделилась тем, что услышала, даже с матерью, хотя обычно была с ней откровенна.

Вскоре после этого Ум Сами и ее муж продали дом и уехали из района. Благодаря этому Майаде удалось вытеснить из памяти впечатления того дня, но они вернулись к ней, когда она очутилась в холодной камере.

За ними последовали воспоминания. Раньше она думала, что они не связаны друг с другом, но теперь ясно видела, что они об одном и том же: аресте и смерти невинных людей.

Это случилось в 1970 году. Майада услышала, что ее одноклассник Сахар Сирри плачет. Мальчик родился в известной семье: его отец, генерал Митхат аль-Хадж Сирри, был высокопоставленным офицером иракской армии. Он пользовался популярностью в войсках, и Саддам, который был истинным правителем страны, хотя президентом формально являлся Бакр, решил, что он представляет опасность. Он приказал арестовать и пытать его. По телевизору показали, как отец Сахара признался, что шпионил в пользу Израиля. Его подвесили за руки и избивали несколько дней, затем накачали наркотиками. После признания его повесили. Сахар лишился отца. Начиная с этого дня семья подверглась гонениям. Родственникам запретили куда-либо уезжать, а потом арестовали и допросили. Даже Сахара вызывали в полицию, и он вернулся в школу с глазами, красными от слез.