Маяк Фишера

Я знаю, что мне не следует погружаться в этой области, особенно в одиночку, но мне необходимо было побыть здесь, потому что это место напоминало мне о Люси, с которой прямо сейчас я не могу быть вместе. Я знаю, что ей стоит побыть одной, чтобы во всем разобраться, но меня убивает тот факт, что все это время я нахожусь вдали от нее. Как я могу убедить ее, что нам уготовано судьбой быть вместе, если я не в состоянии прикоснуться и поцеловать ее, показав, как сильно я ее люблю? Сегодня утром я предпринял последнюю попытку — положил к ней в почтовый ящик фотографию и письмо.

Повторяющийся, булькающий свист моего дыхательного аппарата, поставляющего кислород в легкие каждые несколько секунд, единственный звук, отдающийся в ушах на дне океана. Он такой спокойный и умиротворенный, как Люси, которая единственная способна прочистить мне мозги, когда я чувствую себя неуютно и напряженно. Мне нравится находиться здесь, внизу на дне океана, разделяя это огромное пространство с рыбами и кораллами. Я теряю счет времени, как только погружаюсь, и только слабый звуковой сигнал тревоги, сигнализирующий о том, что у меня осталось только около тридцати минут воздуха, говорит о том, что я проплавал здесь довольно долго. Хотя я уже израсходовал четыре галлона, я еще не готов всплывать. Я не хочу всплывать и опять начинать разбираться с реальностью, понимая, что все еще рискую в ожидании женщины, которую люблю. Я хочу быть ценностью для нее, черт побери.

Все шло так прекрасно. Мы вместе преодолели столько препятствий, что я даже не мог себе предположить, что что-то может пойти не так. Тайком от нее я постепенно благоустраивал наш коттедж, я ногой распахнул день в спальню, в которой выплеснул все свое дерьмо тогда, и Бобби помог мне вернуть мебель, которую он отдал на хранение, пока я проходил курс реабилитации, теперь она вернулась домой. Я хотел удивить Люси отвезти ее к нашему дому, встать перед ней на колени и умолять снова стать моей женой. Я хотел подарить ей обручальное кольцо, которое до сих пор ношу везде с собой и спросить ее готова ли она провести остаток жизни со мной и любить меня вечно. Наконец-то в тот день, когда она пошла с Элли на пляж, я все закончил и привел в надлежащий вид, и черт побери, появилась Мелани изливающая всякое дерьмо.

Мне следовало больше времени уделить Люси, и более подробно рассказать ей, что произошло тогда у «Barney’s». Мне следовало сделать все от меня зависящее, все, что было в моих силах, убедить ее, что она единственная женщина для меня с тех пор, как я впервые поцеловал ее. Никакая другая женщина не могла сравниться с ней, и я очень хотел, чтобы она увидела себя такой, какой вижу ее я. Я хотел, чтобы она увидела себя насколько она красива и подходит мне. Когда Элли пересказала все дерьмо, что несла Мелани, первый раз за всю свою жизнь я хотел задушить женщину — Мелани с фальшивыми сиськами, фальшивыми волосами, с ее чувством зависти на все вокруг, все это сделало ее для меня самым уродливым человеком в мире.

Я взглянул на нее с такой яростью, что ее надменный взгляд тут же слетел с лица, впервые на моей памяти. Мелани плакала, как ребенок, но я совершенно не чувствовал себя перед ней нисколько виноватым. Она пережила стольких мужей, что мне кажется, даже не понимает, что такое настоящая любовь. Я трахал ее всего лишь один раз в школе, и эта сука настолько уверенна в своей привлекательности, что по-настоящему верит, будто бы все пятнадцать лет я чахну по ее заднице. Единственная пятиминутная ошибка по пьяни в прошлом году, убедила ее, что я готов продолжить с ней отношения. Я сказал ей в недвусмысленных выражениях, что не стал бы трахать ее даже, если бы она была последней женщиной на земле. Я напомнил ей, что у меня ВСЕГДА была Люси и всегда будет, и, если она не отстанет от нас обоих, я могу сделать ее жизнь более затраханной, чем, черт побери, и так уже есть. Она попыталась извиниться, но я послал ее на хер. Она уже достаточно навредила мне, и ее слова раскаяния совершенно не изменят ситуацию.