Маяк на Дельфиньем (сборник)

Гео, его космолетчик, как живой стоял перед Артом: светлые прямые густые волосы, развернутые высоко над полом плечи, юношески чуточку пухлогубый рот — нетерпеливое ожидание повода для улыбки заранее приподняло уголки, — прямо глядящие глаза, которым неожиданную строгость придают зоркая профессиональная острота взгляда, и еще в лице то, неопределимое, общее для них, видевших звезды не сквозь мутную завесу атмосферной оболочки, а в первозданной яркой лучезарности и чистоте… Мастер работал для Гео, во имя Гео — и неотступно думал о нем.

Уже в начале дня пришло потрясшее все Артово существо открытие: да ведь в этих построенных им ботинках космолетчик, очень возможно, ступит на поверхность какой-нибудь иной планеты! Первым из людей шагнет в неведомое как те, из кристаллокниг… Он вернулся в действительность, презрительно усмехнулся: что «те», какие такие «те»?! Недоверчиво оглядел заготовку, старый-престарый, острее бритвы, нож, сточенный на две трети, свои руки — и сделал следующий шаг в осмыслении происходящего. Да ведь всему этому, мягкому, податливому, сладостно-остро пахнущему кожей (заменитель в точности имитировал и запах), предстоит вскорости стать обувью, у которой высочайшее предназначение: с ненавязчивой ладностью обнимая ноги космолетчика Гео, надежно, безотказно — уж он, мастер, не подведет! — защищать его от раскаленного песка, острых камней, длинных колючих шипов черт знает каких растений, ядовитых укусов разных мелких неземных гадов и прочих непредвиденных, непрогнозируемых опасностей… Арт поежился от тревожного предчувствия. Раньше, упиваясь чудесными приключениями неустрашимых межгалактических одиссеев, он, понятное дело, переживал за них, и еще как!.. Реальность будущих ботинок преобразила природу его восприятия. Мучительно отрезвев, Арт понял: не то он представлял, не то… И внезапно ужаснувшийся, негодующий на себя, возмущенный собою — явственно увидел внутренним зрением, об обладании которым не подозревал, страшное:

Гео, ясноглазый, чистолицый, добро улыбающийся, по- юношески простодушно в лицо ему смотрящий, умирает. Мастер не знал — как, отчего. Он лишь видел: мертвеет овальное лицо, под серым налетом тускнеют, останавливаются, слепнут зрачки, застывает мальчишеская улыбка — и Гео, безжизненный, опрокидывается навзничь… Впоследствии, со временем бледнея, жуткое видение возвращалось еще и еще, вплоть до финала этой необыкновенной истории. Оно почти всегда врывалось в ошеломленное сознание несколько видоизменившимся, но одно повторялось каждый раз — медлительное падение навзничь, и каждый раз Арт видел себя на месте космонавта, и ощущал в сердце холод и пустоту.

Испытав это впервые, он долго не мог вернуться к работе. Однако справился с собой, и больше кошмарные сны наяву были не в силах ему мешать.

Обувшись в обновку, Гео по настоянию сапожника несколько раз прошелся по куполообразной мастерской и даже трижды высоко подпрыгнул, а потом долго усиленно шевелил всеми пальцами. Он приблизился к мастеру вплотную и возмущенно спросил:

— Послушай, дорогой, что это такое?

— Что «это», что «это»? — испуганно засуетился Арт.

— Как что? Где ботинки? Где они, я тебя спрашиваю?

Сильнейшее переутомление, несомненно, пагубно отразилось на сообразительности мастера.

— Да вот же… — ткнул он пальцем.

— Неужели? — Космонавт недоуменно разглядывал ноги. — Почему же я их не чувствую? — И, прежде чем до Арта «дошло», крепко его обнял. — В жизни таких не носил. Поверишь? Летать хочется!

От полноты счастья мастер слова не мог вымолвить. А Гео сказал с чувством:

— Не знаю, как тебя благодарить.

В тот день сапожник Арт обогатился новым знанием. Оказывается, прекрасная необычность космолетчиков, возвышающая их над остальными людьми, состоит, кроме силы, бесстрашия, ловкости, мужества и т. д., еще в одном свойстве совершенном благородстве ума и души. Ибо Гео понял: предложи он мастеру деньги — оскорбит смертельно.

— Живи, сынок… — только и сказал Арт. И вздохнул.