Маяк Старого Галса

Сергей Аксу Маяк Старого Галса

Предисловие

На этом можно было бы и закончить историю о приключениях Торбеллино, если бы не мой друг Джанни. Ему не давала покоя та самая часть рукописи, которую доктор Тюмер отвез в Париж ученым для расшифровки. Джанни, не сказав мне ни слова, неожиданно исчез. Он отсутствовал без малого недели две, не отвечая на мои настойчивые телефонные звонки. Я уж было начал тревожиться: не случилось ли с ним чего. Оказалось, он за это время съездил в Бенсон к дочери доктора Тюмера, к мадам Женевьеве, и буквально «перелопатил» на чердаке все письма и деловые бумаги ее покойного отца, что хранились в огромной плетеной корзине.

И его сизифов труд неожиданно дал плоды, он увенчался грандиозным успехом. Мой друг среди множества пожелтевших бумаг обнаружил несколько писем от некого Франсуа Петена, профессора истории, который в них делился с Тюмером результатами перевода каких-то записок. С письмами Джанни помчался обратно в Париж. В столице поставил на уши всех преподавателей Сорбонны, где когда-то работал профессор. Выяснилось, что ученый давным-давно умер. Но это не остановило моего дотошного приятеля, он через пару дней упорных поисков разыскал правнука Франсуа Петена.

Правнук жил на небольшой вилле под Парижем, он оказался современным молодым человеком, которого совершенно не интересовало далекое прошлое, тем более какие-то там старые бумаги умершего предка. Наследник владел несколькими прибыльными винодельческими предприятиями и вел довольно беспечный образ жизни. Его кроме красивых девушек и модных гоночных автомобилей ничего не занимало.

Узнав у Джанни причину того, что его привело в их старинное родовое гнездо, молодой отпрыск Петена любезно проводил гостя в кабинет профессора, расположенный в одном из крыльев фамильного дома.

Взору Джанни открылась печальная картина. Кабинет представлял довольно унылое зрелище. Его, похоже, не убирали, эдак лет пятнадцать уж точно. Внушительный слой пыли покрывал паркет, старинную мебель и книжные стеллажи. Углы опутаны седой паутиной, через давно не мытые окна еле пробивался дневной свет. Наверное, с тех пор, как умер ученый, сюда никто и не заглядывал. Никого из потомков не интересовали ни его научные труды, ни его богатая библиотека.