Маяк ветров

«Ты похожа на меня, – отвечал отец. – В детстве я был таким же. Вырастешь – и станешь золотоглазой, как я». Он рассказывал о горах: воздух там прозрачный и чистый, обычные люди не могут им дышать. Среди камней растут цветы, сияющие как звезды, и сами звезды так близко, что кажется – можно коснуться рукой. «Приезжай туда, когда вырастешь», – говорил отец.

Йи-Джен спрашивала: «Почему ты сразу не забрал маму в горы? Вы могли бы жить не на самом верху, а в долине». И ответ всегда был один и тот же: «Она не захотела».

Солнце ушло, только его отсветы еще горели в небе. Мошкара звенела над ухом, птицы чиркали у самой земли. Йи-Джен яростно потерла сухие глаза – слезы горьким комом встали в горле, не желали пролиться.

– Все думают, я маленькая, ничего не понимаю, – сказала она. Слова вышли сдавленными. еле слышными. – А я все понимаю.

Мама любила отца – любила так сильно, что все еще не могла смотреть на других мужчин. Но не хотела покидать родной город, отрекаться от привычной жизни. Знала, что там, в горах, станет чужачкой, пришлой, краткоживущей. А Йи-Джен будет такой же полукровкой, как и в городе.

– Я найду, – сказала Йи-Джен, глядя на догорающий закат. – Найду место, где никому не будет важно, чьей я крови.

Когда она вернулась домой, небо стало уже совсем темным.

Гости давно разошлись, дедушка ушел к себе, служанка убрала со стола. Йи-Джен тихо пробралась в дом, но забыла о том, что нужно оставаться незаметной, – мама окликнула ее, отвела на кухню.

Только оказавшись за столом, перед тарелкой супа, Йи-Джен поняла, как проголодалась. Торопливо ела, вылавливая ложкой кусочки мяса, хрустела поджаренным хлебом. Мама сидела напротив, положив подбородок на сцепленные руки, смотрела задумчиво и печально. Йи-Джен знала, что нужно извиниться, а еще лучше пообещать, что не будет больше без разрешения уходить из дома, – но не могла заставить себя произнести ни слова.

– Скоро к нам приедет гость из леса, – сказала мама. – На год поселится в нашем доме.

– Джута? – спросила Йи-Джен, не отрываясь от тарелки.

Джута заезжал часто – но на день-два, не больше. Привозил шкуры, травы и рассказы о жизни своего народа. Улыбался, всегда был приветлив, никогда не сторонился Йи-Джен. Может быть, не знал, что она полукровка.

– Нет, его сын, – ответила мама.

Йи-Джен взглянула на нее. Мама сидела теперь полуотвернувшись, смотрела в окно. Ее ресницы дрожали, а пальцы беспокойно двигались, перебирали бахрому скатерти.

– Может быть, с ним тебе проще будет подружиться, чем с другими детьми, – сказала мама. Ее голос звучал печально и тихо.

4.

За прошедшие дни Йи-Джен много раз представляла, каким будет новый гость, и уже успела привыкнуть к придуманному образу. Была уверена – сын Джуты будет похож на отца. Пониже ростом, но все же высокий, гибкий, улыбчивый. Наверняка придет замотанный в шкуры, станет изумленно озираться по сторонам и задавать вопросы на чужом языке. Йи-Джен увидит его издалека, – с вершины разрушенной стены или с ветвей яблони – и первой узнает, кто появился в Старой Заводи.

Но вышло не так.

Вечером Йи-Джен сидела внизу, на длинной тахте рядом с мамой. Та показывала, как плести пояс из разноцветных шнуров, а Йи-Джен пыталась повторить и запивала неудачи травяным чаем. В нем холод мяты сплетался с терпким вкусом смородины – шептал о бескрайних лугах, об уходящем лете. Йи-Джен вслушивалась в этот вкус, перебирала шерстяные и льняные шнуры и не заметила, как дверь скрипнула, отворилась.

Коридор наполнился звуками: размеренной речью дедушки, негромкими словами его помощника, мягким голосом Джуты. Заскрипели половицы, раздались торопливые шаги служанки, внезапный сквозняк распахнул окно.

– Вот и наши гости, – шепнула мама и отложила недоплетенный пояс.

Йи-Джен встала. Ей захотелось убежать наверх, закрыться у себя. Но она лишь одернула воротник рубашки, пригладила волосы и осталась стоять, хмуро глядя на дверь в коридор.

– Что ж, – сказал дедушка, переступив порог, – теперь здесь твой дом. На целый год.

Следом вошел Джута, как всегда непохожий на горожан, но и не выглядящий дикарем: в штанах, сшитых из кусков кожи, но в обычной городской рубахе; с амулетами из меха и кости, но с цветными шнурами в волосах. Джута улыбнулся Йи-Джен и ее маме, поднял ладони в знак приветствия. А потом отступил в сторону, и Йи-Джен увидела того, кто стоял позади, в дверном проеме.

Он оказался не таким, как она представляла.

Невысокий, едва выше ее самой, он медленно обводил взглядом просторную комнату, словно хотел запомнить каждую мелочь. Казался совсем спокойным, будто ничто его не заботило, но Йи-Джен заметила, как вздрагивают его острые уши.

«Еще бы, здесь все звуки не такие как в лесу», – подумала она, и тут мальчик встретился с ней взглядом.

Глаза у него были сине-лиловые, почти как у нее самой. Мальчик улыбнулся, едва заметно, робко, совсем не так, как улыбался Джута.

Йи-Джен чувствовала, что дедушка смотрит на нее, хочет подать какой-то знак, может быть, отослать на кухню или наверх. Но она не повернулась.