В парке была клумба с памятником в честь душ павших. Прошел лишь месяц после войны, многие здания еще были разрушены, но парк построили в первую очередь.
Чтобы мы не забывали ужасы войны, в дальней части парка был мемориальный зал.
Когда зал доделали, там каждый день были очереди. Люди могли там усилить свои ненависть и желание отомстить каждый день. Среди тех, кто приходил каждый день, был старик, потерявший сыновей и дочерей, их жен и мужей, своих внуков — всю семью — из-за бакэ-недзуми.
Я была внутри мемориального зала. Посетителей не было. Все были на мемориальной службе в Аутлуке.
На стенах были следы преступлений бакэ-недзуми. Их оружие, картины солдат и трусливых тактик, которыми они убивали невинных людей. Их анатомия была искажена, но остальное было правдивым.
Рядом с чучелами солдат была модель ненастоящего человека. Издалека он выглядел как настоящий, но вблизи было жутко.
Напротив была голова монстра, что выпускал порошок, которая чудом осталась целой, рядом была модель его тела в масштабе 1:10. Текст объяснял, как происходили взрывы порошка.
И в конце зала был большой стеклянный куб.
Перед ним сидел рабочий. За выставкой следили круглые сутки сменами по 6 часов. Сегодня на посту был мужчина средних лет по имени Оносэ.
— О, Ватанабэ-сан. Разве вы не должны быть на службе? — спросил он удивленно.
— Только что оттуда. А вы?
— Конечно, я хотел пойти, но кто-то должен быть тут… — он посмотрел на существо за стеклом с отвращением.
— Почему вам не пойти? Я пригляжу за местом.
— Нет, я не могу. Член Комитета этики не должен так работать… — сказал Оносэ, но не мог скрыть желание уйти.
— Все хорошо. Если пойдете сейчас, успеете к возложению цветов. Отдайте цветок дочери, которую потеряли.
— Хорошо… если вы не против. Я сделаю возложение и за вас.
Оносэ обрадовался, но хмуро глядел на стеклянный куб, пока уходил.
— Все из-за этой гадости. Из-за этого злого и гнилого урода… прошу, причините ему как можно больше страданий.
— Да. Я потеряла родителей и многих друзей… Вам нужно поспешить на церемонию.
— Точно, простите. Я пойду, — Оносэ поспешил из зала.
Я выждала миг, убеждаясь, что он не вернется, и медленно подошла к стеклу.
Мне хотелось отвести взгляд, пока я смотрела на усиленное стекло. Но я должна была смотреть. Я глубоко вдохнула, досчитала до десяти и посмотрела снова.
Внутри было уже не живое существо, а комок плоти, который только страдал.
— Сквилер… — тихо позвала я. Ответа, конечно, не было. — Я должна была прийти раньше, но шанс выпал только сегодня. Я должна была дождаться, пока рядом никого не будет.
Чтобы постоянно вызывать боль и страдания, в нервную систему Сквилера добавили злокачественные клетки. Когда я убрала сигналы боли, его конвульсии прекратились. Наверное, впервые за месяц он получил передышку.
— Ты страдал достаточно… закончим на этом.
Лучше бы Сатору не рассказывал мне всего. Новая волна сожалений охватила меня. Смогу ли я сделать это, зная, что существо, лежащее там, произошло от людей?
В голову пришла фраза «совершать зло ради добра».
Я закрыла глаза и спокойно произнесла свою мантру. Обычно я быстро вспоминала слова, но в этот раз произносила их медленно.
Я обездвижила дыхательную систему Сквилера.
— Эй, Сквилер, помнишь нашу первую встречу? — пылко сказала я.
Мой голос вряд ли проникал сквозь стекло, но я подозревала, что он поймет.
— Нас поймали Пауки, но мы смогли сбежать. А потом наткнулись на бакэ-недзуми и думали, что это конец. Но это была колония Ктыря с тобой. Ты нас спас.
Конечно, комок плоти за стеклом не отвечал. Но мне казалось, что он слушает меня.
— Ты был в чудесной броне и хорошо говорил. Ты не знаешь, как рады мы были тому, что ты говорил.
Слабый вздох. Наверное, естественная реакция на остановленное дыхание, но звучало как ответ от Сквилера.
— И потом произошло многое. Побег от Киромару в ночи. Но ты продал нас ему, да? Ты всегда был лжецом… — я замолчала, поняв, что Сквилер умер.
Я проверила его и сказала себе, что так лучше.
Тот месяц казался вечностью. Но боль кончилась. Я сожгла труп Сквилера, чтобы его не оживили, и покинула мемориальный зал.
Я сделала это в порыве ярости. Так я собиралась защищаться при допросе. Так меня не накажут серьезно. Разве не возмутительно, что член Комитета этики может так нарушать правила? Но я знала к тому времени, что были вещи важнее правил.
Я вышла из парка, ветер доносил тихую мелодию. В отстроенной ратуше играла «Путь домой».
— Почему? — прошептала я под нос. Почему слезы не прекращали литься?
Эти хроники проходят к концу.
Я хочу вкратце описать, что произошло между теми событиями и настоящим.