Маяковский без глянца

У нас в гимназии ученицы составили кружки с. – демократок и с. – революционерок, и с ними занимаются пропагандисты. Я тоже примкнула к одному из таких кружков учениц 6 класса, и с нами занимается студент Шинцадзе, с. – демократ. Он все объясняет очень хорошо и понятно. Сейчас мы проходили «Труд и капитал», а потом будем разбирать «Экономические беседы» Карынтева. Если тебе не трудно, то привези или пришли мне эти книги. Они, кажется, стоят 25 копеек обе. Во всем Кутаисе нет этих книг. Я маме говорила, что я занимаюсь в кружке, и мама ничего не имеет против, и я очень рада. Мы в неделю два раза собираемся у одной из этих учениц.

Вчера днем я с Володей была в театре. Какой-то приезжий русский читал: «Что такое политическая свобода». Он читал очень хорошо, и я все поняла. Ученические места были по десяти копеек, так что все учащиеся были в состоянии слушать. Наш учитель-пропагандист говорил, что ему очень приятно, что я, русская, тоже изъявила желание заниматься, потому что русские вообще не занимаются, а примыкают к так называемой партии «Николашек» (это наше гимназическое прозвище). Из всей гимназии из русских занимается только человек пять.

Николай Иванович Хлестов:

Оля была веселая, подвижная, очень остроумная девушка. Придумывала всякие игры и проказы. Приходя из гимназии, она вносила большое оживление: острила, рассказывала что-нибудь смешное, заразительно смеялась, тормошила Володю, и мы поднимали шум, крик, беготню по коридору. Но достаточно было появиться Людмиле Владимировне и сказать: «Мама отдыхает», – и все сейчас же затихали.

… Людмила Владимировна училась в Строгановском училище, но кроме учебы выполняла много частных заказов и своим заработком значительно облегчала положение семьи. Случались такие дни, когда у Маяковских утром к чаю не было хлеба, и тогда Людмила Владимировна доставала необходимую монету, возможно из аванса, выданного ей на покупку материала, и хлеб появлялся. Не помню, чтобы Людмила Владимировна пошла хотя бы в кино или погулять, она только посещала выставки по искусству. Остальное время все работала, работала.

Елизавета Александровна Лавинская:

Людмила Владимировна говорила о себе, о своей работе, об Оле. Я была глубоко внутренне потрясена. Не оттого, что она рассказала мне что-то особенное, необычайное, нет, но вся она, весь ее облик, форма выражения, та любовь, с которой она говорила о своей работе, – все шло вразрез с высказываниями Лили Юрьевны. Кроме того, от Людмилы Владимировны веяло каким-то внутренним, физическим здоровьем (это ведь был двадцать седьмой год!). С ней так легко было дышать после этого балкона с возлежавшей голой Лилей, исходящей злостью и слезами из-за страха упустить Маяковского.

Елена Владимировна Семенова:

Людмила Владимировна – человек с твердым, очень упорным характером – была представителем семьи во всех вопросах, касавшихся брата. Она выступала с воспоминаниями о нем, к ней обращались литературоведы, писавшие о юности Маяковского, в том числе и Перцов, она входила в Выставочный комитет. Я не могу осуждать ее за ненависть (иначе не назовешь) к Лиле Юрьевне – к женщине, которую считала несчастьем в жизни Маяковского. Далеко не защищаю Лилю Юрьевну, но нельзя согласиться с упорным стремлением Людмилы Владимировны стереть Бриков из биографии Маяковского. Это невозможно и бессмысленно. Дело только одного Маяковского, кого ему надо было или не надо было любить. … На эту тему я не пыталась спорить с Людмилой Владимировной, зато ее упрямое заявление «Володя никогда не был футуристом» всегда вызывало возражение. Она не могла простить В. О. Перцову того, что в своей книге он не обошел этого периода и ненавязчиво, но определенно этот период показал. Людмила Владимировна всю жизнь … старалась «исправить» биографию Маяковского так, как она ее себе представляла для «лучшего и талантливейшего».

Ольга Павловна Беюл:

(Людмила Владимировна. – Сост.) была, несомненно, интересным и своеобразным человеком, но я редко встречала такую жесткую категоричность суждений. Я даже в иных случаях пыталась переубедить ее, говорила, что на свете существуют не только две краски, черная и белая, но и множество других оттенков. Но сдвинуть ее хотя бы на йоту с раз принятых установок было невозможно.

– Ольга Павловна, вы просто очень добрый человек, но я не такая. Я и на смертном одре не прощу тем, кто погубил брата. Часть из них еще здравствует и благополучно ходит по земле.

Елизавета Александровна Лавинская:

Ольга Владимировна поразила меня впервые 14 апреля 1930 года на Гендриковом. Безудержное ли горе придало ее голосу потрясающее сходство с голосом Маяковского, и в тот страшный вечер, когда он лежал мертвый, казалось, что ее голосом говорит он.