Маяковский и Брик. История великой любви в письмах

Если ты почувствуешь от этого письма что нибудь кроме боли и отвращения ответь ради христа ответь сейчас же я бегу домой я буду ждать. Если нет страшное страшное горе.

Целую. Твой весь

Я

Сейчас 10 если до 11 не ответишь буду знать ждать нечего.

В. Маяковский – Л. Брик

<28 декабря 1922 г. Москва>

Я сижу с нравственным удовольствием но с все возрастающей физической мукой. Я буду честен до мелочей 2 месяца. Людей измерять буду по отношению ко мне за эти два месяца. Мозг говорит мне что делать такое с человеком нельзя. При всех условиях моей жизни если б такое случилось с Личикой я б прекратил это в тот же день. Если Лилик меня любит она (я это чувствую всем сердцем) прекратит это или как то облегчит. Это должна почувствовать, должна понять. Я буду у Лилика в 2 часа дня 28 февраля. Если хотя б за час до срока Лилик ничего не сделает я буду знать что я любящий идиот и для Лилика испытуемый кролик.

Вол. 28 декабря

Сейчас я думаю – Лилик ничего не сделает. Счастье – если это от <…>

В. Маяковский – Л. Брик

<Начало января 1923 г. Москва>

Лилик,

Пишу тебе сейчас потому, что при Коле я не мог тебе ответить. Я должен тебе написать это сейчас же, чтоб моя радость не помешала бы мне дальше вообще что-либо понимать.

Твое письмо дает мне надежды, на которые я ни в каком случае не смею рассчитывать и рассчитывать не хочу, так как всякий расчет, построенный на старом твоем отношении ко мне, – не верен. Новое же отношение ко мне может создаться только после того, как ты теперешнего меня узнаешь.

За день до отъезда Маяковского в Париж Лиля получила от него фотопортрет с дарственной надписью: «Для любимого кисика рыжего. Через две недели увижу его. 17. XI.22»

Мои письмишки к тебе тоже не должны и не могут браться тобой в расчет, т. к. я должен и могу иметь какие бы то ни было решения о нашей жизни (если такая будет) только к 28-му. Это абсолютно верно, т. к. если б я имел право и возможность решить что-нибудь окончательно о жизни сию минуту, если бы я мог в твоих глазах ручаться за правильность, ты спросила бы меня сегодня и сегодня же дала б ответ. И уже через минуту я был бы счастливым человеком. Если у меня уничтожится эта мысль, я потеряю всякую силу и всю веру в необходимость переносить весь мой ужас.

Я с мальчишеским лирическим бешенством ухватился за твое письмо.

Но ты должна знать, что ты познакомишься 28<-го> с совершенно новым для тебя человеком. Всё, что будет между тобою и им, начнет слагаться не из прошедших теорий, а из поступков с 28 февраля, из «дел» твоих и его.

Я обязан написать тебе это письмо, потому что сию минуту у меня такое нервное потрясение, которого не было с ухода.

Ты понимаешь какой любовью к тебе, каким чувством к себе диктуется это письмо.

Если тебя не пугает немного рискованная прогулка с человеком, о котором ты только раньше понаслышке знала, что это довольно веселый и приятный малый, черкни, черкни сейчас же.

Прошу и жду. Жду от Аннушки внизу. Я не могу не иметь твоего ответа. Ты ответишь мне, как назойливому другу, который старается «предупредить» об опасном знакомстве: «идите к черту, не ваше дело – так мне нравится!»

Ты разрешила мне написать когда мне будет очень нужно – это очень сейчас пришло.

Тебе может показаться – зачем это он пишет, это и так ясно. Если так покажется, это хорошо. Извини, что я пишу сегодня, когда у тебя народ, – я не хочу, чтоб в этом письме было что-нибудь от нервов, надуманное. А завтра это будет так. Это самое серьезное письмо в моей жизни. Это не письмо даже, это: «существование».

Весь я обнимаю один твой мизинец

Щен

В. Маяковский – Л. Брик

<Середина января 1923 г. Москва>

Дорогой и любимый Лиленок.

Я строго-настрого запретил себе впредь что-нибудь писать или как-нибудь проявлять себя по отношению к тебе – вечером. Это время, когда мне всегда немного не по себе.

После записочек твоих у меня «разряд» и я могу и хочу тебе раз написать спокойно.

При этих встречах у меня гнусный вид, я сам себе очень противен.

Тому же я знаю что это больше всего вредит мне. Ты понимаешь что такой я никому и ни к чему не нужен.

Понимаю что тебя всякий раз при этом ежит мысль неужели тебе придется когда нибудь канителиться с такой падалью.

Не тревожься детик.

Таким я не буду.

Если я буду такой я не позволю себе попасться на твои глазки.

Еще одно: не тревожься, мой любименький слоник, что я у тебя вымогаю записочки о твоей любви.

Я понимаю, что ты их пишешь больше для того что б мне не было зря больно.

Я ничего, никаких твоих «обязательств» на этом не строю и, конечно ни на что при их посредстве – не надеюсь.

Заботься детанька о себе о своем покое. Я надеюсь что я еще буду когда нибудь приятен тебе вне всяких договоров, без всяких моих диких выходок.

Клянусь тебе твоей жизнью детик что при всех моих ревностях, сквозь них, через них я всегда счастлив узнать что тебе хорошо и весело.

Не ругай меня детик за письма больше чем следует.

Целую тебя и птичтов

Твой Щен