Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

Байрон
The whole camp rung with joy; you would have thought
That they were going to a marriage feast
(This metaphor, I think, holds good as aught,
Since there is discord after both at least):
There was not now a luggage boy but sought
Danger and spoil with ardour much increased;
And why? because a little – odd – old man,
Stript to his shirt, was come to lead the van.
Гнедич
Весь лагерь ликовал; сказать бы можно,
Что брачный пир их ожидает всех
(Подобная метафора возможна
И уложилась в строчку без помех!),
Любой юнец мечтал неосторожно
О битве и трофеях. Просто смех:
Старик чудаковатый и вертлявый
Всех увлекал с собой во имя славы.
Шенгели
Весь лагерь ликовал, как будто бы спеша
Идти на пиршество, на празднованье брака
(Моя метафора, ей-богу, хороша:
В обоих случаях финалом будет драка).
Любой обозный ждал, в волненье чуть дыша,
Когда же грабежом украсится атака?
И все лишь потому, что старичок чудной,
В рубашку нарядясь, решил вести их в бой.

Кашкин ругал эту строфу Шенгели за «грабеж» – у Гнедич стоят более благородные (и вполне естественные) «битва» и «трофеи». Третья-четвертая строки у Гнедич вышли очень слабыми, в конце шестой строки «просто смех» – такой же «упаковочный материал», за который Кашкин порицал Шенгели. В шенгелевском исполнении эта строфа выглядит гораздо достойнее, вот только концовка («в рубашку нарядясь», тогда как по смыслу Суворов, наоборот, раздевается до рубашки) смотрится неубедительно.

Песнь 7, строфа 55:

Байрон
Suwarrow chiefly was on the alert,
Surveying, drilling, ordering, jesting, pondering;
For the man was, we safely may assert,
A thing to wonder at beyond most wondering;
Hero, buffoon, half-demon, and half-dirt,
Praying, instructing, desolating, plundering;
Now Mars, now Momus; and when bent to storm
A fortress, Harlequin in uniform.
Гнедич
Суворов появлялся здесь и там,
Смеясь, бранясь, муштруя, проверяя.
(Признаться вам – Суворова я сам
Без колебаний чудом называю!)
То прост, то горд, то ласков, то упрям,
То шуткою, то верой ободряя,
То бог, то арлекин, то Марс, то Мом,
Он гением блистал в бою любом.
Шенгели
Суворов начеку все время был; притом
Учил и наблюдал, приказывал, смеялся,
Шутил и взвешивал, всех убеждая в том,
Что чудом из чудес он не напрасно звался.
Да, полудемоном, героем и шутом,
Молясь, уча, громя и руша, он являлся
Двуликой особью: он – Марс и Мом – один,
А перед штурмом был – в мундире арлекин.

Эту строфу Кашкин называл «центральной строфой о Суворове»; в ней Шенгели досталось за «двуликую особь» и за попавших на рифму («на смысловой удар»)«шута» и «арлекина». Гнедич, как видим, совершенно преобразила конец строфы: Суворов у нее прост, горд, ласков и упрям, он ободряет шуткою и верой; он не разрушает, не опустошает, как у Байрона; он уже не полудемон, зато блещет гением в любом бою.

Песнь 7, строфа 58: