Читаем Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь полностью

Важно будет вспомнить, что во время своего выступления в Союзе писателей Шенгели сделал два важных заявления. Он сказал, что «почти закончил свою переводческую программу» и, по всей вероятности, ни за какие другие крупные переводы теперь не возьмется. А в конце своего выступления заявил: «Так как я не встречал в моей работе ни малейшего внимания со стороны секции как организации, ни малейшего намерения со мной поговорить дружески… то я считаю, что я совершенно не нужен больше секции и прошу Бюро принять мое заявление о выходе из секции».

Фактически это означало, что Шенгели оставляет поле соперничающему лагерю, что он не собирается бороться, что он не конкурент, с которым придется делить издательские заказы.

Но делить ему не пришлось в дальнейшем ничего и ни с кем, так как в журналах и газетах его стихи не печатали, рукописи книг в издательствах не принимали, положительных рецензий критики не писали. Один только Николай Николаевич Асеев готовил для него свой поэтический ответ, оставшийся, к счастью, единственно только в черновике:

Опять влезают в двери без мыла,Кому Маяковский был не с руки.Профессорствует Шенгели,Редакторствует Ермилов,Клеймленные им двурушники и пошляки.

Летом 1952 года, отрываясь от нескончаемой литературной склоки с Кашкиным, Георгий побывал в своей родной Керчи, где встретился с членами местного литературного объединения, фотография с которыми 30 июля была помещена в газете «Керченский рабочий». Там же были напечатаны его биографическая справка и сонет «Имя» (о бронепоезде, который называется «Сталин»). Хорошее стихотворение о его поездке в Керчь послала ему с письмом из Москвы Нина Леонтьевна, в котором она писала:

…Запах акаций, гора Митридата, —Вас никогда он не мог позабыть!Нет! – не мешает «солидная дата»Вечным мальчишкой профессору быть!Все здесь уютно ему и отрадно,Не устает он бродить средь аллей:Он не один: неотступно и жадноС ним его юность и тени друзей…

15 мая 1956 года Георгия разбил инсульт. Оказавшись прикованным к постели, Шенгели в первую очередь страдал от неподвижности и вынужденного бездействия. Рассудок и память у него не пострадали, а «мнительность и мрачность очень мешают выздоровлению». 26 июля его перевели в стационар института неврологии Академии медицинских наук. Усилием воли он начал там шевелить пальцами. Но сама рука и нога не двигаются.

11 сентября он был уже дома. Здесь было больше и воздуха, и покоя. Он даже пробовал понемногу писать письма, подумывал о ведении дневника. Днем любил сидеть на балконе и смотреть на город, напитывая себя ритмами шумящей на улице жизни.

Нина Леонтьевна писала: «Тайком он сказал Иринке: “если я умру, то поручаю тебе… последи, чтобы «Технику <стиха>» мою напечатали без траурной рамки: я ее писал живой и не хочу, чтобы я на ней мертвым стоял. Это – мой последний труд. Пусть будет он как бы «при жизни» напечатан…”».

О болезни Шенгели в издательстве знали, но о его книге старались по-прежнему не говорить.

По разрешению врачей Георгий начал потихоньку двигаться по квартире, выходить на балкон, сидеть там. Вот только Манухина жалуется, что у него очень неважное настроение, нет бодрости и мучит бессонница.

А поздно вечером 15 ноября 1956 года Георгий Аркадьевич Шенгели в возрасте 62 лет умер у себя дома на руках жены Нины и супругов Векшинских. Это был как раз день 60-летия академика, который он отмечал у себя в Академии наук и откуда позвонил Георгию. Трубку взяла Нина Леонтьевна и узнала, что они заедут к ним в 11 часов, при этом жена Сергея Аркадьевича сказала, что у них уйма цветов и они их с собой привезут им.

«Что они там привезут?» – поинтересовался Георгий. – «Корзину цветов», – ответила Нина. – «Зачем? Мне на похороны? Это – плохая примета». Нина сказала: «Я посмеялась, что он путает плохие приметы – это с кладбища не привозят, а с юбилея – можно. Но он как-то помрачнел».

В начале двенадцатого ночи приехали супруги Векшинские, Георгий минут десять расспрашивал их о юбилее, шутил, а потом вдруг крикнул: «Нинка, скорее холодное на сердце и атропин! Вызови неотложку!»

Нина бросилась кипятить воду для грелок, жена Векшинского кинулась за кислородными подушками, а Георгий начал задыхаться.

«Пойми, Сергей, – услышала она его фразу Векшинскому, неся ему новые подушки, – умереть не страшно, страшно умирать». И Нина поняла, что он умирает. «Ерка! Ерка! Дыши! Дыши!» – крикнула она. Он попробовал сделать вдох – и не смог. Как-то виновато улыбнулся, словно говоря: «Не могу!» – крепко сжал ее руку, а глаза у него начали стекленеть.

«Мы закрыли ему глаза без всяких медяков, – записала она, – они спокойно остались закрытыми».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары