Маяковский. Самоубийство

Геннадий Шмаков, напечатав в Америке несколько книг по искусству, решил написать биографию Татьяны. Они много беседовали, и он несколько раз писал мне в Москву, прося уточнить какие-то даты и имена: «Память сильно подводит Тату».

— В каких залах он выступал в Париже? Где было напечатано «Письмо Кострову»? Когда была генеральная «Бани»? В каком году опубликовали «Письмо Татьяне»? И т. п.

«Татуся много болеет, память ослабела, об одних и тех же вещах говорит то так, то эдак. Например, то роман был платонический, то нет. В сущности, это их тайна. Видимо, она не хочет пускать кого-либо (тем более толпы читателей) в нечто свое, сокровенное, поэтому и говорит разное. Он произвел на нее неизгладимое впечатление на долгие годы. Можно сказать, что на всю жизнь. О ком бы она ни говорила, она сводит разговор к нему. Маяковский — мужчина ее жизни. Беседуя с ней, я всегда это чувствую. А что касается — платонический или нет роман — это не наше дело. Это дело сплетен…»

Они беседовали перед микрофоном…

Увы. Преждевременная смерть Шмакова оборвала эту работу, и пленка их разговора пришла ко мне уже после его кончины. Там так живо звучат голоса двух людей, которых уже нет на свете, — Татьяна Алексеевна умерла в апреле 1991 года…

— Расскажи, как ты попала во Францию.

— В 1925 году я приехала в Париж к бабушке, которую я видела в последний раз в пятилетнем возрасте. Она была исключительного ума и качества человек. Когда я приехала, у меня был процесс в верхушках легких, и меня лечили. До этого из Пензы я поехала в Москву, чтобы устроить паспорт. Для визы. Меня туда вызвал французский посол, который устроил все через господина Ситроена. А Ситроен устроил это все ради моего дяди, художника Александра Яковлева. Это было перед его отъездом в Круазье-Муа, Ситроен очень хотел заполучить дядю, и тот сказал: «Хорошо, я поеду, но у меня проблема — у меня в Советской России осталась племянница с туберкулезом, и я хочу выписать ее сюда, и мне это надо сделать до отъезда в Круазье». И Ситроен ему обещал, — одним словом, это было устроено через французского посла: меня послали лечиться в Париж. У меня действительно было затемнение в легких и туберкулез, это там, где «Вижу на плечах заплаты, / и чахотка гложет вздохом. / Милый, мы не виноваты — / с нами очень было плохо», — пишет Маяковский. Помнишь?