Майами

— Ладно, — фыркнула Лайза, — если кто-нибудь здесь прислушивается к голосу детей, я предлагаю отправиться всем в «Варшаву» и развеяться.

— Верно, — согласился Стив. Абдул был готов, Мона тоже. Роб подчинился.

— Заметано, — сказала Криста. — Когда говорит моя лучшая модель, то ее воля для меня закон.

Лайза улыбкой подтвердила свое согласие. Мери Уитни с облегчением вздохнула.

— Вперед, на Варшаву, — произнесла Мери тоном Наполеона.

— Будем надеяться, что мы сумеем организовать безопасное отступление, — с мольбой произнесла Криста.

Музыка в «Варшаве» играла не просто громко, а угрожающе громко. Казалось, глаза видели, как звуковые волны сотрясают спертый воздух. Прыгали и мигали огни. Тысячи танцующих работали на полу. Струился пот.

Грудь Кристы вибрировала. Это было странное и жуткое ощущение, ее грудная клетка превратилась в звукосниматель огромных динамиков, рассеянных по всему залу, похожему на пещеру.

— Здорово, а? — губами сказала она Стиву. В ответ он ткнул пальцем в направлении бара. Ему показалось, что там можно вести беседу.

Они проталкивались сквозь плотную, плечом к плечу, толпу танцующих, удивленные, что Майами может быть и таким. Это было развлечение по «формуле-один», коренная потеря сдерживающих начал, работа ночного клуба в тяжелом режиме. Даже Нью-Йорк гордился бы таким действом. Остальные оглядывались вокруг с возбуждением и заинтересованностью. Лишь Мона и Лайза были здесь не в первый раз. Абдул, с его уже не молодыми ушами, находился на болевом пороге. Обе его руки были прижаты к страдающим ушным отверстиям. Рот широко открыт, чтобы выровнять давление. Мери Уитни действительно казалась пораженной; чуждые ей эмоции играли на ее лице с неуверенностью актера-новичка на незнакомой сцене. Роб и Хосе выглядели так, будто смогут выдержать еще и новые децибелы.

Все они отправились в бар.

Абдул сморщил нос, когда узнал, что шампанское только американское. Он старался сообщить всем это печальное известие. Но остальным было все равно.

— Неудивительно, что молодежь не ходит в клубы здорового образа жизни, — сказала Мери. — Здесь аэробика посильней.

— Не хочешь ли позаниматься ею? — спросил Роб.

— Бог ты мой, ты приглашаешь меня на танец?

— У-гу.

— Ты разрешаешь мне, Лайза?

— Будь моей гостьей.

— О, ладно, будь по-вашему. Все равно здесь не потанцуешь щека к щеке. Я буду вести себя хорошо.

Мери отправилась на танцплощадку. Роб пошел за ней.

Он начал танцевать.

— Почему ты пристаешь ко всем, кроме меня? — спросила она. Он показал себе на уши.

— Не слышу.

Она улыбнулась и придвинулась вплотную. Она танцевала хорошо и знала это. Она обхватила его за талию и завиляла бедрами, вдвинув свою ногу между его — грязный стиль танца. Ее губы приникли к его уху. Она повторила вопрос.

Вместо ответа он пожал плечами. Отстраниться от нее он не пытался.

— Беда в том, — кричала она, — что у молодых людей нет уважения к деньгам. Видимо, я остановлюсь на Абдуле. По крайней мере, мы сможем трахать банковские балансы друг друга.

Он рассмеялся.

— Что же вдействительности произошло на пляже?

— Забудь про это, Мери.

— Ты почти сорвал всю мою рекламную кампанию собственной персоной, в одиночку.

— Ты не производишь впечатление слишком удрученной.

— Я не бываю удрученной. Я удручаю других.

— Не удручай меня.

— Мне бы хотелось приводить тебя в восторг, а не удручать.

После этих слов он попытался отстраниться, но не слишком грубо. Но она крепко держала его.

— Мери, не нужно. Если будешь продолжать в том же духе, случится еще один скандал.

Он поглядел в сторону бара. Время от времени каждый смотрел на них.

— А я, вообще-то, получаю удовольствие от скандалов.

— А я нет.

— Но тебе нравится их устраивать. Среди моделей. Это действительно сходит тебе с рук.

Она потерлась о него. Ничего. Она взглянула вверх, в его простодушное, прекрасное лицо. Иисусе, он был Бог. Этого было почти достаточно, чтобы сделать кого-то верующим. Неудивительно, что Криста отпала от благодати в лунную ночь. Неудивительно, что Лайза вела себя словно кошка на горячих углях. Неудивительно, что она была грубой как боцман в душную, влажную субботнюю ночь. Сможет ли она увести его на этом очень запоздалом этапе? Сможет она обставить других и удалиться, владея Робом Сандом в одиночку? Все это было далеко от реальности, но попытаться не мешало, и это казалось ей даже забавным.

— Если ты будешь заниматься со мной любовью, я дам тебе миллион долларов, — сказала она.

— Ты шутишь! — Он неуверенно засмеялся, решив счесть все это за шутку.

— Я никогда не шучу в отношении денег. Это единственная вещь, которую я не нахожу смешной.

В своем голосе она оставила достаточно смешливости, чтобы над всеми их разговорами оставался парить знак вопроса. Это всегда было полезно, если возникнет необходимость отступления.

— Я не продаюсь.

— Народная мудрость гласит, что продаются все.

— Я нет.

— Два миллиона на… для фонда спасения детей. Благодаря этим деньгам будут жить дети. Сотни их не умрут. Тысячи.

Он ничего не ответил на это.