Майами

— Нет, не как луизины телепередачи. Скучные в другом смысле. Скучные для маленьких девочек, но не для взрослых.

Господи, беседы с маленькими детьми всегда так пугают. Они проливают истинный свет на значение вещей. А может, его книга должна быть скучной для взрослых и захватывающей для детей? Это зависело от взрослого. Это зависело от ребенка. Дьявол, а есть ли какая-нибудь разница между ними вообще, за исключением опыта, то есть названия, которое люди дают своим ошибкам?

— Как она называется?

— Она называется «Грезы, что пригрезились мне».

— Почему?

— Потому что мне попалась строчка в повести одного человека по имени Виктор Гюго. Она гласила: «Жизнь убила грезы, что пригрезились мне». Вот о чем моя книга. Это нелегко объяснить, однако грезы это такие вещи, которые нас волнуют, и мы вынуждены делать вид, что они реальны, иначе жизнь потеряет всякий смысл. Но в конце концов, мы видим, что грезы нереальны, и действительность убивает их, и когда они умирают, нам становится очень грустно.

— И мы плачем.

— Да, если можем, то плачем.

— Из-за того, что наши грезы умирают?

— Да, и оттого, что действительность сокрушает наш дух.

— О-о-о. Я не хочу, чтобы меня сокрушили перед ужином…

Он засмеялся. Она вывела его из меланхолии, которая нависла над ним словно мрачный покров.

— А что у нас на ужин?

— Рыбные палочки в микроновой.

Питер Стайн сделал гримасу.

— Микроволновой, — поправил он рассеянно. Мысленно он взвешивал свои обстоятельства. Он просидел за столом три часа. Не нашел ни единого слова, не говоря уже о фразе. Ему следует сделать перерыв на денек. Извинительные мотивы складывались в его мозгу. Но ведь ты никогда не знаешь, когда слова внезапно обрушатся на тебя, словно дождь. Если бы ты сидел за машинкой, то был бы готов к встрече со словесной бурей. А если окажешься где-то в другом месте, драгоценный момент будет упущен.

Решение пришло само по себе, как и всегда.

— Пойдем, Камилла. Папочка сейчас приготовит тебе обед. Хорошо? И мы устроим один из наших знаменитых обедов при свечах на две персоны.

Она завыла от восторга.

— Я надену красивое платье.

— Сначала все приготовим. Ну-ка, пошли поглядим, что у нас имеется.

Вместе они протопали вниз по лестнице из красного дерева в этом старом доме-ракушке.

— Ты повар лучше, чем момми, — сказала она, беря его за руку.

— Я больше стараюсь, когда готовлю, чем мамочка. А она в других вещах больше старается, и у нее они получаются лучше.

— В чем, например?

Питер Стайн подавил в себе желание перечислить следующее:

Одевается.

Тратит деньги.

Изменяет.

Все время проводит в развлечениях.

Веселится.

Чувствует себя счастливой.

— О, мамочка теплей и добрей, чем я, и она для тебя лучшая мамочка, чем я папочка. — Была ли это уловка?

— Я думаю, что вы оба очень любите меня, — сказала Камилла с абсолютной искренностью очень маленького ребенка. — Как бы мне хотелось, чтобы вы жили вместе. Мамочка говорит, что ты больше не хочешь жить вместе, потому что ты холодный. — Она стиснула его руку. — Но я ведь чувствую, какой ты теплый. Наверное, мамочка ошибается.

— Не думаю, что мамочка говорила о моей температуре. Она говорила о моей натуре.

— Твоей микстуре? Ты ведь не горький.

Он расхохотался.

— Некоторые люди не согласятся с тобой.

Кухня была строгой, просторной и готовой для действий, как стопки опрятной белой бумаги, лежащие возле пишущей машинки Стайна. Приготовление блюд, как и писательский труд, было занятием серьезным. Требовалось найти правильный подход. Питер открыл дверцу холодильника и вытащил оттуда креветки, купленные на рынке в семь часов утра. Еще достал серебристую упаковку с надписью «рыба-сабля», на которой стояло вчерашнее число. Он поставил рядом блюдо с креветками и рыбой-саблей. После этого вымыл руки, высушил их с торжественностью жреца перед жертвоприношением, и затем начал выгружать вещи, которые ему потребуются, на выскобленную, безукоризненно чистую кленовую разделочную доску. Камилла не отрываясь глядела на него, завороженная ритуалом, по опыту зная, что помогать папочке готовить означало глядеть на него.

— А можно я накрою на стол? — Он никогда особенно не интересовался этим, а вот мамочка любила это делать. Девочка схватила несколько ножей и вилок. — Это очень просто, когда я живу у тебя, потому что у тебя нет друзей, — сказала она, важно направляясь в столовую.

Питер улыбнулся. Да, он был один. Собственно, он не добивался этого специально. Просто так случилось. И верно, что у него не было множества друзей, потому что друзья были работой, причем обманчивой, в основном глупой, что особенно трудно было простить. Они занимали время и хотели от тебя разных вещей, а он никогда не мог вспомнить ничего толкового, что бы они ему дали взамен. И кроме всего прочего, они были частью действительности, врага фантазии, и как таковые несли с собой опасность для его драгоценного творчества. Друзья любили запутывать грезы, что пригрезились тебе.