Майами

Роб не в силах был это выдержать. Он протянул руку и освободил себя. Лайза отпрянула, когда он выскочил на нее, и у нее заныло под ложечкой, когда она увидела его. Он был длинным, ох, таким длинным, длинней, чем расстояние от верхней части ее лба до того места, где ее лебединая шея встречалась с плечами. И он был толстым, очень толстым, толще ее запястья, шире, чем ее широко открывшийся рот, когда она взглянула на это чудо в панике изумления. Заинтересованная, она дотронулась до него. Жаркое прикосновение опалило ее пальцы. Она почувствовала, как кровь циркулирует внутри него, сияющая кожа туго напряглась, словно барабан, вокруг его страсти. Она протянула руку к его основанию, к пропитанным потом волосам, а затем еще ниже, вглубь, в остро пахнущие джунгли между его ногами. Она вдыхала мускус его мужественности, наслаждалась диким ароматом неукрощенной юности… Ее сердце воспарило…

— О, Роб, — бормотала она, едва ли сознавая, что хочет этим сказать, но желая слышать звук собственного голоса, подтверждавший ей, что все это правда, а не какой-то лихорадочный сон. Ее пальцы проследили огромные очертания, замедляя движение на тугих венах, изумляясь стальной крепости, упругой напряженности его округлого окончания. Она прижала к нему свои губы, и его руки беспомощно двинулись к ее затылку, молчаливо умоляя ее проделать ту вещь, которую она так сильно хотела. Она встала на колени, сделала глубокий вдох и вложила горячую округлость себе в губы. Она коснулась его языком. Остановила язык там, в почтении, возле отверстия, не двигая, просто давая ее влаге соединиться с его влагой, чтобы жар их тел раздул в горне их общее пламя. А затем ее язычок пришел в движение. Он описал маленький кружок вокруг кончика, однако вскоре, возжаждав его, она буквально распласталась по нему, хлестала языком, лизала, сначала деликатно, словно леди, а затем жадно, словно голодный ребенок, каким она и была. Она пососала его кончик, а затем пробежала языком по его бокам, покусала губами у корня и побежала снова вверх до кончика с его фонтанчиком расплавленного желания. Стонущий рык раздался из глубины его гортани, и она почувствовала как его руки напряглись у нее на затылке, жаждущие следующего ее шага, но слишком деликатные, чтобы принудить ее к этому. Она глядела вверх на него, пока ее язычок услаждал его. Его голова в самозабвении откинулась далеко назад. Он был все еще одет для приема, аккуратный в своем жутком костюме, но теперь его центр обнажился ей. Скоро он окажется внутри ее тела, протиснувшись в место, куда едва войдет, и она расколется пополам ради него, и боль будет позолотой на прянике ее экстаза.

— Нет! — Его нелепое бормотание остановило ее на самом пороге. Он смотрел на нее вниз, лицо исказилось от боли. — Я не могу!

Приливная волна страсти Лайзы разбилась о волнорез его неожиданных слов. Она улыбнулась, и выражение ее лица стало насмешливым. Он сказал неправду. В отличие от лица, его тело кричало о своем согласии.

Он отступил от нее, и она ощутила боль расставания.

— В чем дело? — прошептала она успокаивающим тоном, стараясь скрыть панику, зазвучавшую в голосе. Она должна была овладеть им. Никогда в жизни ничего не было важней для нее, чем это.

— Это неправильно, — сказал он, оторвал свой взгляд от нее и отвернулся. Как его понимать? Они говорили на одном языке, однако чтобы понять значение слов, нужно иметь общие переживания. — Я хочу сказать… это грех… Должна быть любовь. Должно быть согласие. — И тут он запнулся, произнося это слово.

— Но ведь это все есть. — Лайза произнесла свои слова не с меньшей убежденностью, что и он. Она протянула руку и сжала пальцы вокруг той части его тела, что делала его язык лживым. Она надавила крепче, заставив его застонать, и он не пытался остановить ее. Он был подвешен там, на дыбе дилеммы, такой глубокой и ужасной, что она казалась неразрешимой. Единственной надеждой была бы отсрочка, но, казалось, не было возможности остановить то, что уже началось.

— Пожалуйста… — Его глаза молили о пощаде. Она могла помочь ему поступить правильно. Она была единственным его шансом. Лайза знала это.

— Все в порядке, — пробормотала она, утешая его. Она отпустила его и улыбнулась, ее губы разжались, дыханье с шумом вырывалось из них. Она повернула лицо к лунному свету, струившемуся сквозь высокие окна в задней части павильона, и потянулась к своей груди. Она массировала ее обеими руками, мяла тугую плоть; она зажала соски указательным и большим пальцами и туго стиснула их под черным хлопком платья от «Алайи». И все это время она наблюдала за ним. Да, она поможет ему. В тот час, когда он нуждается в помощи, она будет рядом. Лайза Родригес была девушкой, на которую можно рассчитывать. Прощение капало с ее губ. Божественное чувство переполняло ее сердце. Она залезла рукой за пазуху, достала одну грудь и показала ему.