Маята (сборник)

К ночи Витек явился распьяно-пьяный и на выдавленное ему Семеном сквозь зубы: "Гони мою долю, сука…", – полез в драку. Мазнув тыльной стороной ладони по его пьяной роже, Горин вышвырнул пожитки напарника из времянки и широко расставил ноги на крылечке, пробуя пальцем лезвие топора. Грязно ругаясь, Витек поплелся под навес.

Семен лежал вверх лицом, в темноте, не зажигая лампу, и ничего ему не хотелось. Он слышал слова Филина:

– Шел бы ты, Витек, в поселок. Не ровен час, положит тебя Сеня под выворотень, на мерзлоту. Он, Сеня, может! И елку поставит на место, как и было. Закон – тайга… Где-нибудь в поселке устроишься. Чем не жизнь, ни комаров тебе, участковый рядом… – хрипло смеялся старый вор. – Знаешь, Витек, береженого Бог бережет, а не береженого – конвой стережет.

Ушел Витек на рассвете. Не стал дня дожидаться. Потом болтали "вздымщики", будто в гараже работает. Поправился, мол, с лица пополнел.

Встретила Семена Лена за околицей, в который раз сердце-вещунье подсказало, что выйдет нынче Сеня из тайги. Упала милому на грудь.

– Прости, родной, мы с Виктором сладили. Обещал жениться к зиме. Говорит, врал он, бахвалился, никого нет у него… Вижу же, что уедешь. Не удержать мне тебя. Ты – городской, не пара я тебе… Как я потом тут одна? Разве что на суку удавиться…

Чего ее винить? Нелегка она, бабья доля. Почесал Семен щетину – эх, помыться-побриться не довелось! – и повернул назад, в тайгу. Побоялся не сладить с собой в этот раз. А вдруг вина выпьет и Витька встретит?.. А Семену нужно было вернуться, во что бы то ни стало…

Три недели не выходил Горин из тайги. Дорезал участок, собрал живицу, стрелевал полные, будто свинцом налитые бочки, на лесную дорогу волокушей, запряженной лесхозовским мерином. Все жилы вытянул, чуть было пупок не надорвал. Пришел в контору лицом черен, в бороде живица, иголки, седые космы – во все стороны, на лешего похож.

– Давай расчет, – сказал директору. – Работа сделана, живица в бочках, семь с половиной тонн пиши, там – с запасом. Я не крохобор.

– Доработай, Горин, до мороза. Сам видишь: людей нет. Мужикам в поселке с погрузкой поможешь, дня через три баржа придет…

– Договаривались как? Утром – живица, вечером – деньги! Забыл что ли, начальник? Так я помню… Завтра с утра посылай мастера на участок, а к вечеру – расчет! – сверкнул из-под бровей ввалившимися глазами Семен и повернулся уходить.

– Будь моя воля, я бы вас всех за колючку загнал, под автомат, – прошипел директор.

Семен, дрогнув щекой, шагнул к крытому зеленым сукном столу. Руководитель, не выдержав взгляда, откинулся в кресле.

– Будь у меня рука подлиннее… – Горин поднял черный указательный палец. – Я бы тебе, козлу, глаз выколол… Гроши – завтра к вечеру, понял?.. И смотри, не серди меня, начальник. – Семен задержал взгляд на расширившихся зрачках директора, понимающе усмехнулся и, аккуратно прикрыв дверь кабинета, вышел в приемную. На вопросительный взгляд лысого, очкастого, худого, как жердь, служащегося, вежливо улыбнулся.

– Они заняты-с!

* * *

Не бил Горин Игоря молотком. Вырвал из руки и отбросил в сторону. Приложил, правда, иуду пару раз головой о дверной косяк, когда тот ручонками замахал. А как мамаша его закричала, плюнул на наборный паркет и ушел…

На рассвете Семена взяли…

Следователь показал молоток. Дал почитать заключение экспертизы о наличии на рукоятке отпечатков пальцев Семена Горина, об ушибе мозговых оболочек потерпевшего, о стойкой потере его трудоспособности. Зачитал заявление потерпевшего и свидетельские показания его матери, находящейся в квартире "в момент совершения преступления". И хотя Семен отрицал "факт нанесения побоев, используя специально для этой цели приобретенный слесарный молоток", суд признал Семена Максимовича Горина "в предумышленным покушении на убийство Игоря Афанасьевича Смирнова из личной неприязни, нанесении ему тяжких телесных повреждений…" и приговорил "к восьми годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии усиленного режима".

Арина на свидании плакала, обещала ждать, писала три с половиной года, а потом вдруг перестала.

* * *

Катер должен был причалить в полдень. К его прибытию в выходной день на пристани толпился народ. По лестнице на берег спускалась празднично разодетая веселая компания, человек двенадцать.

– С музыкой гуляют, – одобрительно загалдели бабы.

– Начальник ОРСа, Василий Никитич, шестидесятилетие они празднуют…

Раскрасневшиеся подвыпившие женщины, пританцовывая, распевали частушки. Лена делала вид, что Семена не видит. На ходу аккомпанируя певуньям, Витек вышел на пристань и прислонился спиной к перилам. Нажав на клапан сброса воздуха, сдвинул меха и замер, заставив тем самым всех смолкнуть и обратить внимание на себя.

Семен стоял в сторонке и представлял, как он сейчас с разбега, в прыжке, всем весом обрушится на подло обманувшего его напарника и полетит вместе с ним в воду. А там доберется до горла…

Дождавшись полной тишины, Витек медленно потянул мелодию, запев, как обычно, вполголоса: