Маятник

Иванов знал, что Иван Иванович Миронович долгое время служил в Нарвской полицейской части. Агафон был в прекрасных отношениях с чиновником, также изрядно проработавшим там же причём примерно в то же самое время. Звали этого пожилого уже человека Виктор Афанасьевич Новицкий. Года два тому назад он вышел в отставку в весьма невысоком для его лет чине титулярного советника — а это всего лишь 9-й класс по «Табели о рангах» — и неожиданно сделался домовладельцем. Официально считалось, будто Виктор Афанасьевич получил недвижимость в наследство после скончавшегося дядюшки, но Агафон Иванов подозревал, что на самом деле в этом приобретении немалую роль сыграла заначка, отложенная за годы полицейской службы.

Свои розыски относительно прошлого Мироновича сыскной агент решил начать именно с разговора с Новицким. Доходный дом последнего в Столярном переулке — довольно большой, в 3 этажа, недавно отремонтированный — по всей видимости, приносил своему хозяину неплохую прибыль. Квартира Виктора Афанасьевича оказалась просторной, светлой, с алебастровой лепниной на потолке, внушительным камином и окном-фонариком в гостиной. Вероятно, это была лучшая квартира в доме. «Не жмот», — отметил про себя Иванов, дожидаясь, пока лакей позовёт хозяина, — «Иные домовладельцы все приличные квартиры сдают, а сами жмутся в тесных и холодных чуланах, и все ради лишней копейки. А этот — эвон как обустроился!».

Хотя Новицкий был на тридцать с лишком лет старше Иванова, встретились они словно старые друзья и даже обнялись. Виктор Афанасьевич с момента их последней встречи четыре года назад заметно располнел, сделался совсем лыс и как-то сдал, хотя, кого из нас годы красят? Он засуетился, извлёк из горки полуштоф перцовой водки, не поленился лично сходить на кухню, откуда вернулся с большим блюдом нарезанной копчёной рыбы: «Вот, Агафон, сёмгочка, вот — стерлядка со слезой…»

— Большим барином зажили, Виктор Афанасьевич. Всей душою за Вас рад… — заметил Иванов после первой рюмки.

— Вот что мне в тебе искренне нравится, Агафон, так это твоя учтивость. Я ведь сам провинциал и по большому счёту нигде не учился. И столичную нахрапистость на дух не переношу. А в тебе есть вот это чувство… как бы это сказать… ты видишь в человеке человека. Это большой дар для полицейского. И большая редкость. Ты мне сына напоминаешь, — в глазах Новицкого блеснули слёзы и он умолк.

— Да, Виктор Афанасьевич, я знаю, — отозвался сыскной агент и наполнил рюмки, — Искренне соболезную… Давайте вторую за него.

Сын Новицкого погиб во время Балканской войны на Шипкинском перевале. И отец, видимо, до сих пор не мог перебороть боль утраты. Но тост Иванова он переиначил:

— Давай, Агафон, за всех русских героев! Их на каждой войне многие тысячи головы свои кладут, всех поимённо и не перечислить…

Выпили по второй рюмке, на этот раз не чокаясь. Помолчали.

— Я ведь к Вам по делу, Виктор Афанасьевич.

— Да я понял, — усмехнулся Новицкий, — Давай уж, выкладывай!

— Миронович… — кратко уронил Иванов.

— Значит, думаешь, всё-таки Миронович? — спросил Новицкий и задумался, — Читал я про убийство девочки в сегодняшней «Северной пчеле». Неужели так всё на нём и сходится?

— Сходится, Виктор Афанасьевич. Прям мозаика какая-то получается: всё одно к одному ложится, один кусочек дополняет другой.

— Ну-ну, — Новицкий помолчал, раздумывая, как лучше начать, — Я служил вместе с ним в Нарвской части три с половиной года. У него был поднадзорный участок, а у меня свой. Но мы все равно довольно часто сталкивались, ведь, почитай, соседями были. Знаешь, в России есть два типа полицейских: одни — это те, кто делают карьеру и готовы ради чина идти по головам людей, другие же — никогда не хотят расти и предпочитают оставаться на своём месте. Вот ты, Агафон, к какому типу относишься?

— Никогда об этом не думал. Полагаю, к первому. Только по головам людей, уверен, я ради чина не пойду.

— Я тоже думаю, что ты относишься к полицейскому первого типа. А насчёт того, пойдёшь ли ты по головам или нет, я так скажу: тебе сейчас это знать не дано, ты об этом узнаешь позже, когда большое искушение появится. А без искушения говорить об этом — пустое дело.

— А вот Вы, Виктор Афанасьевич, к какому роду полицейских себя относите?

— Ко второму, Агафон, ко второму. Как и Мироновича. Мы на «земле» работали, нас «земля» кормила. И вверх расти мы не хотели. Нам внизу было лучше, вкуснее.

— У вас с ним были хорошие отношения?

— Не совсем чтобы дружеские, но и нельзя сказать, чтоб плохие. Он умел держать дистанцию, в друзья не набивался, но всегда был рад помочь, если от него зависело оказать услугу сослуживцу.

— Что Вы имеете ввиду?