Маятник

«Действительно, непонятно ведет себя дамочка, — размышлял Шумилов. — Внешность изменяет, извозчиков разных, приезжает заклад сделать и не делает. Может, и нужды такой у нее не было? Может, какой иной мотив ею двигал?»

На Знаменской площади Шумилов взял извозчика и решил повторить путь, каким ехала в тот субботний вечер незнакомка. Когда коляска выехала на Невский, Алексей Иванович приказал остановиться напротив дома № 57. Прямо над входом в подворотню красовалась большая яркая вывеска золотом по малиновому фону «Касса ссуд. Миронович И. И.». И ниже помельче: «Выгодно. Надёжно».

Шумилов покрутил головой в разные стороны: вот мелочная лавка, куда направлялась в тот вечер Сарра, вот тут, видимо, незнакомка выскочила ей навстречу из экипажа.

«Возможно, по пути к протезисту она увидела вывеску кассы Мироновича. Заинтересовалась, остановилась, подозвала первого попавшегося прохожего. Им случайно оказалась Сарра. Простодушный ребёнок всегда источник исчерпывающей информации. Воры прекрасно знают, что справки надо наводить именно у детей — они местные, всегда обо всём осведомлены, по своей наивности на контакт идут легко. Женщина, видимо, желала замаскировать объект своего любопытства, поэтому начала разговор со щенка. И лишь потом, наклонившись к Сарре, спросила про кассу. Если на самом деле все было именно так, то это… это поведение опытной воровки! Ну, и что же могло быть потом? Сарра ответила, что касса уже закрылась. Возможно, девочка с присущей ей непосредственностью добавила, что сама там служит и сторожит, и предложила приходить завтра. Так-так, это логично. И что же было потом? Дамочка поехала к дантисту…»

Занятый такими мыслями, Шумилов доехал до театра на Итальянской и там отпустил извозчика. Сверившись с полученным у Березовского адресом, он посмотрел напротив и на той стороне улицы увидел дом с медной табличкой у парадного подъезда: «Доктор Фогель К. К. Безболезненное лечение зубов». Солидно, достойно, ни прибавить, ни отнять.

Перейдя улицу, Шумилов толкнул тяжелую застекленную дверь. В вестибюле швейцара не оказалось, но вход в приемную доктора был совсем рядом, на первом этаже.

В просторной приемной, богато декорированной лепниной по потолку и стенам, находились полная дама со страдальческим выражением лица и мужчина, ее сопровождавший. Дама нервно теребила носовой платок и бросала по сторонам горестные взгляды, ее спутник тем временем поглаживал холеные дамские пальчики. Увидев Алексея Ивановича, она интуитивно угадала в нем соперника, претендующего на внимание доктора, и поспешила вздохнуть:

— Ну, когда же? Как же долго все это тянется…

Едва Шумилов опустился в кресло, как из-за белой двери появился благообразный молодой человек в белом халате, с зализанным пробором, очевидно, ассистент доктора. Он тихим голосом заверил страдалицу, что доктор примет ее при первой же возможности, и тут же передвинулся к Шумилову.

— Здравствуйте. На что жалуетесь, господин… э… — спросил он таким же вкрадчивым голосом.

— До жалоб дело пока не дошло. Мне угодно, — ответил Шумилов холодно, не понижая голоса, — безотлагательно переговорить с господином Фогелем по делу, не терпящему промедления. Речь идет о соблюдении господином Фогелем закона. — Он замялся, потому что убедился, что сказанного оказалось достаточно, с ассистента моментально слетела напускная важность. Молодой человек пулей влетел в белые двери, из-за которых только что вышел. Не прошло и полминуты, как он так же стремительно вернулся и пригласил Шумилова пройти в смежную комнату.

Доктор показался из смежной комнаты почти сразу же, даже не дав Шумилову оглядеться. Это был типичный немец — аккуратный, подтянутый, в отутюженном крахмальном халате без единой морщинки. Глаза смотрели настороженно.

— Чем могу служить, господин агент?

Алексей Иванович уже многократно убеждался, что редкий человек не испытает внутреннего трепета при намеке на какие-то его потаенные грешки и нарушения, особенно если намеки эти сделаны лицом «при исполнении». Было совершенно очевидно, что ассистент принял Шумилова за агента сыскной полиции и именно так отрекомендовал визитера патрону. В том, что ассистент не разобрался толком, кто же именно был перед ним, была только его собственная вина. У Шумилова были свидетели, которые всегда смогут подтвердить, что он не называл себя полицейским и не заявлял о своей принадлежности к сыскной полиции. В этом отношении совесть его была чиста, никто бы не смог доказать, что он нарушил закон, который строжайше запрещал «называться не принадлежащими именами и званиями». Но вот использовать ошибку ассистента в своих интересах можно было и даже нужно.

— Позвольте отрекомендоваться: моя фамилия Шумилов. Я прибыл к вам с особым поручением.

— Да, чем могу?.. С удовольствием, — залепетал доктор.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Да-да, конечно, что ж это я… Конрад Карлович Фогель.