Маятник

Хозяин кассы не ответил. Он подошел к витрине и внимательно всматривался в предметы, помещенные за стеклом.

— Так и есть! — воскликнул он, — Я же чувствую, что меньше стало! Не хватает! Не все вещи на месте! Пропали часы, да не одни, медальон… еще брошка, портсигар, портмоне для серебряных монет… — принялся он перечислять.

— Это были самые ценные вещи в витрине? — спросил Гаевский.

— Да нет же, нет! То-то и странно, сам не пойму! Вот же, почти рядом — очень дорогая табакерка, финифть, белое золото, посмотрите, ее почему-то не взяли… Странно как-то.

— А замок-то нетронут, — многозначительно проговорил Черняк. Он, вооружившись лупой, рассматривал замочную скважину на крышке витрины. На ней не было ни царапинки, ни щелочки вокруг, замок плотно сидел в своем гнезде.

— Может, вынуть и разобрать? — предложил Гаевский.

— Ну-ка, Викентий Александрович, дайте-ка я попробую, — сказал сыщик Иванов, опускаясь перед витриной на корточки и извлекая из кармана собственную 10-кратную складную лупу.

Пока сыскари — каждый со своей лупой — рассматривали крышку витрины, пристав обратился к хозяину кассы:

— Вам, полагаю, следует составить список пропавших вещей и бумаг. Но с этим можно повременить… Не хотите ли, все-таки, посмотреть на девочку? Как-никак, она была вашей помощницей.

— Да, она была… смышленая, — рассеянно кивнул Миронович, — Да что уж теперь… Нет, на труп смотреть не хочу, увольте… потом…

— Какое страшное преступление — убийство с изнасилованием! — с нажимом произнес Рейзин, глядя на хозяина кассы неприязненно и цепко.

— То есть как?! — взвился при этих словах Миронович, — Какое тут изнасилование, тут изнасилования нет, тут не может быть изнасилования! — громко и неожиданно возбужденно заговорил он.

Крайне озадаченный такой реакцией, Рейзин ответил ему:

— Почему же вы можете знать, что тут нет изнасилования, когда отказываетесь даже взглянуть на убитую?

Миронович, выдвигавший в это время попеременно один за другим ящики стола, отвлекся от своего занятия, строго глянул на пристава и весомо проговорил:

— Полноте, господин пристав, не ловите меня на слове. Оставьте свои детские приемы для голытьбы с Сенной. Я отработал в полиции 12 лет и толк в полицейской работе знаю. Какое тут может быть изнасилование, скажите мне? Зачем грабителям девочку изнасиловать-то?

— Известно зачем: удовольствия ради! — парировал пристав.

— Бандит идет на убийство, рискует угодить в каторгу и на всю оставшуюся жизнь остаться прикованным к пятипудовой тачке! Зачем ему терять время на девчонку? Да он за одни золотые часы, взятые из этой витрины, возьмет лучшую шлюху с Лиговки. А тут — возня, шум, гам. Вы посмотрите какой двор-колодец: здесь в окно крикнешь и весь дом услышит, что на первом этаже насилуют. Да, вот и векселей недостает! Хорошие векселя были, на предъявителя, на большие суммы, просроченные, хоть сейчас к взысканию предъявляй. Да их с руками и ногами оторвут в любой закладной кассе!

Черняк, внимательно выслушавший речь Мироновича, протянул ему несколько бумажек, найденных на полу, попросил посмотреть. Хозяин кассы стал их перебирать, тихо бормоча фамилии закладчиков.

— А векселя Грязнова нет ни в столе, ни здесь. На 50 рублей был вексель. А других вы не нашли?

— Нет, это все, — ответил Черняк.

— Скажите, Иван Иванович, а как вы провели вчерашний вечер? — спросил хозяина кассы Гаевский.

— Да очень просто провел, обыкновенно. Часов до девяти вечера был в кассе, потом поехал домой, на Болотную, дом 4 — там у меня квартира. Да, еще по пути, на Невском, попалась мне старинная знакомая, с ней перекинулся двумя словцами.

— Кто такая? — тут же поинтересовался Черняк, извлекая из жилета маленький блокнотик и такой же маленький остро отточенный карандаш. Он приготовился записать ответ Мироновича.

— Анна Филиппова, мещанка, живет рядом, на Невском, дом 51.

— А позже? — продолжал расспрашивать Гаевский.

— Да как всегда — дома переоделся к ужину. Сели поужинать с семьей. Потом все разошлись, а я еще остался за столом, пил чай. Потом лег спать.

— Прекрасно, — кивнул Гаевский, — И в котором часу вы приехали к себе на квартиру?

— Да я на часы и не смотрел. Наверное, в 11-м. Вы что же, алиби мое выясняете? Так все мои домочадцы могут подтвердить, что вечером я был дома.

Он держался уверенно, абсолютно спокойно, глаз не прятал, но только все равно было в нем что-то подозрительное и даже неприятное — уж больно многословен и активен он был в такой неподобающий момент. Ведь совсем рядом еще лежал труп хорошо знакомой ему девочки. И особенно подозрительным казалось то, с какой аккуратностью и самообладанием преступник действовал в кассе — он не разбил витрину, не сломал замки, лампу керосиновую затушил. Уж не для того ли, чтобы ненароком не устроить пожар? Неужели преступник — жестокосердный убийца! — заботился о сохранности имущества ростовщика-мироеда? Странно это было как-то…

Присутствовавшие в комнате обратили внимание на то, что неожиданно за окном все потемнело. Налетел порыв ветра, сквозняком где-то грохнуло оконную раму — собирался дождь.