Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой

Но вся логическая цепочка зашаталась, когда начальник службы безопасности попросил у подозреваемых телефоны и выяснил, что звонки у охранника были в пожарную службу и в офис, а продавец позвонил маме. Впрочем, компрометирующие звонки легко удалить. Распечатку звонков можно запросить только через милицию, либо по дружбе, либо после открытия уголовного дела, а это минимум десять дней, пока отработает свой хлеб пожарный дознаватель.

Предлагаем самый простой вариант: поехать вместе с подозреваемыми в телефонную компанию и взять распечатки переговоров. Если откажутся — то наши подозрения явно небезосновательны. Но пока просмотрели записи, поговорили со свидетелями, обследовали чердак, а главное, дотушили пожар, наступила уже глубокая ночь. Благостно начавшееся воскресенье закончилось.

Утро следующего дня началось с проработки версии курения как причины возгорания. И здесь картина оказалась также неутешительной. Несмотря на имеющийся приказ, обязывающий директоров согласовывать с главным инженером места курения, по данному магазину ничего не было сделано. Место не определёно и не согласовано. Возникло оно стихийно, потому что отдалённое и не проходное, к тому же не оборудовано камерами наблюдения. Откуда-то взялась даже лавочка. Вот только ведро или банка с водой для окурков бывали крайне редко. Но зато рядом стоял большой деревянный стеллаж с бумажными сертификатами, рядом же был и легковоспламеняющийся мусор, где также немало бумаги. В общем, место для курения самое неподходящее. Пожалуй, не только поджог, но и стеллаж с бумагой мог дать такое резкое возгорание, как отображено на камерах, захватывающих проём несчастливого помещения. Но эти детали не для пожарников. Всё же поджог, не знаю как юридически, но «по понятиям», если это проделка конкурентов, превращает нас из виновных в пострадавших, да и нашим недоброжелателям будет неуютно, упадёт на них тень диверсии в городской молве, даже если и не удастся доказать этот факт. Мы действительно считаем, что поджог более вероятен, хотя и не на сто процентов.

Пока тянется разбирательство, начальник розничной торговли, вполне достойный специалист и хороший человек, слегла с гипертоническим кризом. Расстроил её и сам факт возгорания, добавил переживаний беспокойный выходной, превратившийся в авральный для неё и её подчинённых, проводивших срочную ревизию, чтобы оценить ущерб и предотвратить растаскивание продукции под видом сгоревшей. Но главное, расстроила её кажущаяся несправедливость, болезненно воспринимаемая нашими людьми. За пожарную безопасность, по её мнению, должен целиком отвечать главный инженер. Пришлось ей, уже лежащей в больнице, объяснять, что невыполнение приказа её подчинёнными, директорами магазинов, по организации мест курения — огромная недоработка, в том числе и её как их начальника. Кроме того, за целый ряд лет нет ни одного случая наказания работников за курение в неположенных местах. Нет наказаний, нет и ответственности в этом вопросе, что резко поднимает вероятность возгорания. Объяснение справедливости нареканий и в её адрес привело к тому, что она успокоилась, и давление нормализовалась. Такова уж, видимо, душа русского человека. Несправедливость больнее ранит, чем пожары и наказания.

Пусть дело не в сигаретах, но так уж я был приучен, работая начальником цеха на оборонном предприятии, на каждую травму, а тем более пожар, смотреть системно. А поэтому встряска по борьбе с курением, независимо от причины возгорания, остро необходима. Должен, кроме того, родиться комплексный приказ, предусматривающий в том числе учения по срочной эвакуации из помещений людей и по обращению с огнетушителем. Не дай Бог доиграться до человеческих жертв. Надеющимся на русский авось всегда сподручней думать, что беда хоть и может случиться, но только с кем-то другим.

А ведь несколько раз в жизни я был свидетелем страшных огненных бед. Помнится, в цехе на радиозаводе пожилой опытный мастер потерял бдительность и, разговаривая с контролёром ОТК, опёрся плечом на щит электросборки. В это же время я в пяти метрах от него выслушивал жалобу рабочего на несправедливое распределение работ на его участке и жестом подозвал мастера. Едва он успел отойти от сборки, как со страшной вспышкой и грохотом, похожими на молнию и гром, в ней произошло короткое замыкание, и она буквально взорвалась. Не позови я его, сгорел бы заживо на глазах испуганных рабочих. А так — второе рождение принесло ему долгую жизнь. Он единственный из знакомых заводчан перешагнул в добром здравии девяностолетний рубеж. В основной же массе заводчане оказались не долгожителями, особенно во время гайдаровской перестройки, когда государство не оплачивало даже госзаказ.