Маятник судьбы

–Кира путалась с этой дешевкой? – удивился Речицкий. – Никогда бы не поверил! Красивая баба, с мозгами – и эта дешевка! Видел я его однажды. Я с Колей Жарковым дружил, классный был мужик. Правда, квасил в антифриз и баб любил, не пропускал ни одной юбки. Я понимаю, Кире с ним было несладко. Они разбежались бы в конце концов. Она классный интерьер-дизайнер, делала мне хату. И клуб раскрутила нехило, мозги есть. Знаешь, я иногда думаю, это в отместку Коле – он перепихнулся со всеми ее подружками, вот она и оттянулась. Она женщина горячая, прощать не умеет – видишь, и хахаля замочила. В клубе вся городская элита, и девушки классные. Ты сказал, я их знаю? Кто такие?

–Ты их знаешь как Руну, Алену, Селину. Алена – та, что спаслась.

–Эти? Вот сука! Классные девушки! Селина все время смеялась. В Руне яду было много, но чувство юмора и мозги хорошие. Я тебе по секрету… я ее в банке как-то увидел – заместитель директора! Представляешь? Я прямо охренел, поздоровался, чувствую, уши горят и ухмылка дурная, а она хоть бы что, поверишь – бровью не повела. Вот это кадры! Раньше считалось, в бабе или, голова или… это самое! – Он хихикнул и дернул чреслами. – А тут и одно и другое. Говоришь, следствие открыто? Значит, будут таскать. Не ко времени, тут с заводом заморочки. Как я понимаю, подозреваемые – те, кто знал всех троих? Я… кто еще?

–Громов и Дудко, – сказал Монах, не сводя с Речицкого внимательного взгляда.

Речицкий хохотнул:

–Писатель? Этот щелкопер вполне вписывается. Много о себе понимает, графоман! Однажды мы с ним сцепились, он щеки надувал, доказывал, что писакой быть труднее и почетнее, чем заводчиком. Я ему и вмазал, что писать всякую муть – ништяк, а ты попробуй завод поставь! Так он после этого стал слухи распускать, что я на учете в психушке, так как у меня приступы неконтролируемой агрессии, в том смысле что бью жену и устраиваю драки в общественных местах. Прикинь, нормально? Ну было… насчет драки, на свой юбилей, в прошлом году. Имеет человек право? Тем более что те отморозки начали первыми. А свою бабу… баб, поверишь, ни разу в жизни пальцем не тронул. Уж кто на учете, так это он сам. Цены себе не сложит. Ты хоть читал его романы? Говорят, брутальные детективы с кровью, кому чего в жизни не хватает. Мачо гребаный! – Речицкий захохотал. – А Дудко! Он же форменный идиот! Хороша компания. Знаешь, между нами… – Он наклонился к Монаху, – когда Коля разбился, я подкатился к Кире с утешениями, конфеты, подарки – шарфики, духи, то, се… Накануне я разбежался со своей второй, освободился, ну и решил, так сказать, приударить. Она мне всегда нравилась, но при Коле я, естественно… сам понимаешь – мужская солидарность. А она рассмеялась мне в лицо – говорит, я напоминаю ей мужа. И у нее такое лицо стало, меня аж перевернуло всего – как будто ее сейчас стошнит. Вот так живут вместе и ненавидят друг дружку. Я понимаю, что ее толкнуло к этой дешевке с мускулами – она платила за него, как за товар, понимаешь? Это была ее вещь. А то, что замочила, если это она… это не столько ревность, сколько плата за предательство. – Он задумался на миг. – Вообще-то, Кира может, но это между нами, понял? В ней чувствуется… – он пошевелил пальцами, подмигнул, – страсть! Коля говорит, нарочно доводил ее, хотел, чтобы сорвалась, а она только глазами сверкает и молчит. Коля, конечно, тот еще перец, нельзя так, лучше сразу морду набить, честное слово. Я ему так и сказал однажды – смотри, Колян, она тебя во сне подушкой придавит, с огнем играешь. А он только смеялся. Как в воду смотрел! Коляну повезло, сам разбился, а вот с этим бивнем она рассчиталась. – (Монах хмыкнул, услышав про везение Коляна.) – Все мы собственники, любовь кончается, а от ревности аж в глазах темно. Человек такая скотина подлая, никогда не знаешь, что выкинет.

–Тебя вызовут не сегодня-завтра, следователь Поярков, говорят, монстр, вывернет наизнанку, – сказал Монах.

–Что за сука подлая мочит девок? – стал размышлять вслух Речицкий. – Вроде некому, кроме… нас, кто из клуба. «Черный фарфор» – во как придумала! Убить гада мало! Когда… их?

–Двадцать девятого октября, шестого и шестнадцатого ноября.

–Двадцать девятого октября… – Речицкий достал записную книжку, перелистал. – С двадцать седьмого до первого я был в Польше. Шестого ноября… – Он вдруг замолчал и уставился на Монаха.

–С кем? – спросил Монах.

–С Русланой, тоже «Черный фарфор», до двух ночи. Я сам позвал, не стал звонить Кире. Эта хоть жива?

–Не знаю. Позвони ей. Прямо сейчас! – предложил Монах. – Скажи, чтобы не светилась, мало ли. Пусть лучше уедет на время.

Речицкий кивнул и достал мобильный телефон. Руслана оказалась жива и здорова…

На шестнадцатое ноября алиби у пивовара не было – сидел как дурак дома один. Казалось, он и сам удивился.