Майя

– Ее работорговцу продали вместе с Тиусто. Ну, Тиусто уж двадцать четыре стукнуло, она понимала, что ей тут недолго осталось. Сенчо старых рабынь не держит.

– А тебе сколько лет? – осведомилась Оккула.

– Девятнадцать.

– И долго ты при деле?

– Смотря, что делом называть, – усмехнулась Мериса. – Ты вот на меня во все глаза погляди да прикинь, чернушка, – через пару лет тебя то же самое ждет.

– Не стращай попусту, – отмахнулась Оккула. – Ты когда начала?

– В тринадцать, – ответила Мериса. – Это не рано, в Белишбе тринадцатилетних замуж выдают, только мне замуж не хотелось, просто я бастанье любила, никого мимо не пропускала. Всех парней в округе перепробовала, вот меня отец из дома и выгнал, шлюхой назвал, хотя я ни у кого ни мельда не брала. – Она досадливо стукнула кулаком в стену.

Майя с Оккулой переглянулись.

– А потом что? – спросила Оккула.

– Ну, чем помирать с голоду, я решила в Хёрл пойти. По дороге мне встретился один паренек, Латто его звали. В бега подался.

– Раб?

– Ага. Пять лет назад в Белишбе беглых много было. Только Латто мне про себя не рассказывал, называл себя даром Шаккарна. И то правда – зард у него был знатный, дверь мог вышибить. Знаешь, как он… – Тут Мериса пустилась в такие подробные и откровенные описания любовных утех, что девушкам стало ясно: говорила она больше для себя.

– Эк тебя распалило, – усмехнулась Оккула.

– Ох, заткнись! – проворчала Мериса. – О чем это я? А, ну, пристали мы с Латто к банде беглых, что на тракте из Хёрла в Дарай разбойничали, к югу от Жергенской переправы. Они поначалу нас обоих принимать не хотели: я им была нужна, а вот Латто – нет. Только я уперлась, что без него – ни в какую. А он с ними чуть до смерти не подрался.

– Ох, они что, тебя все бастали? – ужаснулась Майя.

– Вот еще! Латто их ко мне не подпускал. Я им для другого нужна была – путников подманивать. Как увижу кого побогаче, уговариваю отойти в рощицу… А там его уж поджидают, дуралея… Ох и весело нам было! Однажды я трех лапанцев остановила, мол, я сразу с тремя согласна. А они с оружием были. Ну, я их в рощу отвела, голову задурила… Самое смешное, что мне очень уж хотелось сразу с тремя попробовать. Тут разбойники на них и налетели. Мы повеселились от души и четыре тысячи мельдов заработали.

– Понятно теперь, банзи, о чем я толкую? – спросила Оккула подругу. – Иногда наше дело в удовольствие, иногда – работа. Если повезет, то и себя потешишь, и денежку огребешь.

– Ну и чем все кончилось? – спросила Майя.

– А ты как думаешь? Солдат прислали, нам ловушку подстроили… Я и попалась, хотя сразу поняла, что на торговца парень не похож. Четверых разбойников на месте убили, а Латто и еще двоих у дороги повесили. Меня бы тоже повесили, только тризат решил, что я хорошенькая, повел меня в Дарай, там и продал, после того как сам натешился.

– А как ты сюда попала? – спросила Оккула.

– Так тризат же меня генералу Хан-Глату продал, – объяснила Мериса. – Хан-Глат тогда крепость в Дарае строил. Каждый вечер заводил меня на крепостную стену – и ну бастать! Ох и сладко! У него еще две рабыни было, только я ему больше всех нравилась.

– А потом что? – полюбопытствовала Майя.

– Хан-Глат поехал в Беклу с докладом Кембри, увидел у Сенчо невольницу, предложил верховному советнику обменять ее на одну из нас трех. Вот Сенчо меня и выбрал.

– И что же в этом плохого? – удивилась Оккула. – Или ты из-за Юнсемисы расстроилась?

– Да то и плохо, что бастать теперь некому! – воскликнула Мериса.

– Где ж тогда Юнсемиса марджил подцепила?

– Ну, нам с ней плохо было без мужчин. Сенчо так жиром заплыл, что ходить не может, где уж ему бастать. Лежит себе и ждет, чтобы его ублажали. Хорошо хоть берет с собой невольниц на всякие пиршества – но и там особо не разгуляешься, разве что он сам тебя кому из гостей предложит. Юнсемиса всем нравилась, поэтому Сенчо ее от себя не отпускал. Вот и в тот раз так объелся, что с места двинуться не мог, а ей невмоготу стало, что все кругом знай себе бастают. Ну, она и отпросилась на пять минут, воздухом подышать, а сама перепихнулась с одним из рабов. От него и заразилась. Ему ничего, а Юнсемису выпороли.

Теревинфия бесшумно вошла в покои, скользнула босыми ногами по алым и синим плиткам пола и, обмахиваясь огромным веером из белых перьев, пристально посмотрела на девушек.

– Как тебя У-Лаллок назвал? – обратилась она к чернокожей невольнице.

– Оккула, сайет.

– А тебя?

– Майя, сайет.

– Что ж, Оккула, тебе повезло: верховный советник требует к себе новую игрушку. Судя по утреннему представлению, ублажить хозяина ты сумеешь.

– Прямо сейчас, сайет?

– Я тебя сама отведу, – сказала Теревинфия. – Нет, не одевайся. Нагишом в самый раз.

21 Коробейник