Майя (фантастическая повесть)

Граф Ариан был неизбалованный, честный человек. Любовь к Майе, охватившая его сразу, была его первым серьезным чувством. Он полюбил ее именно той искренней, беззаветной любовью, которая имела власть бороться с ее воспоминаниями, с заветами ее прошлого и могла иметь силу побороть их, — заставив ее все забыть. Руководитель Орнаевой, — барон Велиар недаром писал ей о Майе: «Пока ее сердце молчит, — она не забудет прошлого и не изменит ему для настоящего…».

Вероятно, опыт показал баронам Велиар, что избранники их светлых противников, — адептов духовных начал бытия, — обезоруживаются лишь тогда, когда сами более или менее погрязают в индивидуальных, эгоистических чувствах.

Увы! Майя уж и теперь начинала забывать многое, что ею самой записано было со слов Белого брата. Она еще поддерживала память о наставлениях его чтением своих дневников и сама изумлялась, как часто находила в них вещи, казавшиеся ей незнакомыми; но вот уж много дней она их не касалась и, верно, удивилась бы, если б кто-либо ей напомнил некоторые в них строки и сказал, что они ныне именно ее касаются:

«Когда на помощь темным силам пробуждаются в юношах страсти, — говорил ей когда-то Кассиний, — отречение от духовной жизни совершается незаметно. А едва наш избранный окунется в материализм окружающей жизни, и постигнет сладость плотских наслаждений, — его неминуемо охватывает полное забвение не только учения нашего, но и нас самих, — всего, испытанного им в детстве и отрочестве благодаря общению с нами…».

Еще очень недавно Майя, в разговоре с отцом, поминала подобные слова оставившего ее учителя; еще недавно она была убеждена, что жизнь ее пройдет одиноко, вне влияния эгоистической любви; еще недавно она с ужасом говорила, что неспособна к забвению, «этой худшей из неблагодарностей», — а между тем, теперь уж была на рубеже измены и забвения, хотя сама того не сознавала и никак не думала, что отношения ее к графу определены и ни для кого не составляют тайны.

Когда обошли замок и восточную его башню и поднялись по витой лестнице в «залу влюбленных», огненно-алое солнце решилось, наконец, до половины скрыть свой диск за горизонтом; но лучи его и румяная заря заката еще долго играли на земле и небе. Большая зала, сводом, была насквозь пронизана ими через мозаику цветного окна. И в самом деле, освещенная этим фантастическим, перемежающимся светом, обойная картина в глубине ее, по первому взгляду, точно будто волновалась движением, оживлением на ней лиц. Такое расположение освещения отчасти объясняло поверие о ней, о чем и заговорили гости Софьи Павловны. Но это не помешало дамам протестовать, уверяя, что выражения лиц на картине стали веселее именно, когда в залу вошли поотставшие на лестнице граф Ариан и Майя.

Эти замечания подали повод к вопросам и шуткам. Эти замечания и шутки застигли молодую девушку врасплох…

Пораженная неожиданностью, испуганная и огорченная, Майя онемела в первую минуту; не находя слов от изумления, она хотела протестовать, в негодовании отречься от всего, но, взглянув на графа, невольно умолкла и опустила глаза… Бледность, покрывшая было ее щеки, сменилась ярким румянцем, и вдруг она почувствовала в себе такое счастие, такая горячая радость охватила все существо ее, что ей показалось, будто у нее выросли крылья, и вот сейчас она подымется и улетит под облака, — как в былое, счастливое время… Но не одна! Вместо Селии, заоблачной подруги ее детства, она хотела, чтоб с ней был граф Ариан.

В эту решительную минуту благое лицо ее наставника и друга было далеко от ее помыслов; но зато ей мелькнуло явственно другое, хитро ей улыбавшееся, низко ей кланявшееся лицо… Майя отпрянула от картины с громким криком, отмахиваясь от видения, как безумная:

— Он!.. Черный маг! Велиар!.. Дух зла!..

Граф и профессор едва успели подхватить ее; она, отшатнувшись, упала без чувств к ним на руки.

— Что с ней?.. Какой дух зла?.. Где?.. Что случилось? — заволновалось за ней все общество, ничего не понимая.

Одна Орнаева, проследив ее взгляд, сама побелела, как полотно. С картины свадебного пира, на стене, на нее, точно живыми глазами, смеющийся тонкой, насмешливой улыбкой, смотрел барон де Велиар. Он снял свою черную шляпу, весь изогнулся в изысканном поклоне, так что длинное на ней перо касалось пола…

Видение длилось не более мгновения, но так было живо, что Орнаева сама еле на ногах устояла. В ней мелькнула мысль: «Что он делает?.. Зачем?! Он все испортит, появившись!»

Но, словно ей в ответ, в ту же секунду презрительно-насмешливый взгляд, скользнув по ней, потух, и на миг оживший образ преобразился.

Майя приходила понемногу в себя, окруженная общим соболезнованием и заботами. Вот она открыла глаза, очнулась…

— Боже мой!.. Простите меня! У меня, почему то, голова закружилась! — смущенно объясняла она. — Теперь прошло, слава Богу… Извините меня, пожалуйста.

Все спешили ее успокоить приветом и лаской.